Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 60

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 59 здесь. 

(Перевод З. Дымент) 

Глава 60. Болезнь Ганемана — Празднование 1833 года — Письма к Штраубе —
Американский диплом

Следует помнить, что Ганеману, который в то время вел столь занятую и почетную жизнь, было около семидесяти восьми лет, когда большинство людей находятся в маразме.

Однако ум Ганемана был так же силен, как и в дни его бурного прошлого, и, за исключением редких приступов бронхиального катара, он, по-видимому, обладал великолепным здоровьем.

В течение нескольких лет Ганеман страдал от этого катара, который, по-видимому, был астматическим и в конечном итоге стал причиной его смерти.

Примерно в это же время у Ганемана случился приступ, о котором он так пишет в письме Беннингхаузену от 28 апреля 1833 г.: 

«Я держался очень спокойно, однако раздражение, которое я получил от X--, возможно, способствовало навлечению на меня удушающего катара, который в течение семи дней до 10 апреля (дня рождения) и четырнадцати дней после грозил задушить меня мгновенными приступами нестерпимого зуда в голосовой щели, который вызвал бы спазматический кашель, если бы не лишил меня совсем дыхания; раздражение зева пальцем, чтобы вызвать тошноту, было единственным, что восстановило дыхание, и то медленно; кроме других тяжелых симптомов, была очень сильная одышка без стеснения в груди, полная потеря аппетита к еде и питью, отвращение к табаку, чувство ушиба и усталость всех конечностей, постоянная сонливость, невозможность выполнить хотя бы малейшую работу, предчувствие смерти.  

Вся округа доказывала свою огромную привязанность ко мне, так часто присылая узнать, как у меня дела, что мне стало очень стыдно.

Только в эти четыре дня я почувствовал себя вне опасности; я получил облегчение от двух ольфакций, сначала Coffea cr.x, а затем Calcarea; Ambra тоже пригодилась.

Великий Защитник всего истинного и доброго дарует мне столько жизни на этой земле, сколько угодно Его мудрости».

Доктор Клеменс фон Бпеннингхаузен 

Каждый юбилей после 1829 года отмечался знаком признательности со стороны учеников и друзей Ганемана.

10 августа 1833 года Ганеман получил кубок с такой надписью:

«Доктору Самуэлю Ганеману в Кётене, дружеский дар от преданного поклонника, доктора Фридриха Гауверки из Зоста в Вестфалии, 10 августа 1833 года».

На этом кубке была еще греческая надпись: «Askleipioi Archegetei».

Это был очень важный праздник в Кётене для Общества врачей-гомеопатов. 

Альбрехт, автор «Биографического памятника», говорит:

«Незнакомцы издалека и из ближнего мира собрались с этой целью в отеле в Кётене, и Ганеман принял должным образом депутацию, которая была назначена, чтобы привезти его в карете.  

Он наслаждался теплым приемом.

Председатель,  доктор Швайкерт, директор гомеопатической больницы в Лейпциге, открыл собрание. 

Великий врач приветствовал собравшуюся компанию самым сердечным и гостеприимным образом и попросил всех присутствующих поделиться информацией о прогрессе гомеопатии.

Доклады, прочитанные по этому случаю, стали предметом чрезвычайно интересной  научной дискуссии.

В банкетном зале, украшенном бюстом Ганемана, компания объединилась с несколькими друзьями новой системы из Кётена за веселым ужином.

После того как председатель предложил сказать тост его высочеству герцогу Кётенского, и тот с энтузиазмом откликнулся, были спеты и встречены  бурными аплодисментами три песни, адаптированные к этому случаю, напоминающие гостям об их счастливой академической карьере.

11 августа научные дискуссии возобновились.

Великий мастер произнес несколько замечательных речей, ярких и красноречивых, поразивших всех, кто его слышал. Оставшиеся незнакомцы и несколько друзей из Кётена были приглашены в тот день Ганеманом на великолепный банкет.

В эти два дня преобладало глубочайшее чувство искренней любви и уважения к великому первооткрывателю, и всеми было проявлено глубочайшее убеждение в мощи новой системы».

Именно во время речи, произнесенной на этом собрании, Ганеман публично выразил свою благодарность герцогам Фердинанду и Генриху за любезный прием, защиту и приют, которые они предоставили ему, изгнаннику, и его новому учению.

Ганеман выразил особую благодарность герцогу Генриху за приглашение доктора Леманна, его первого ученика, поселиться в Кётене».

Несмотря на периодические болезни маститого мастера, он по-прежнему продолжал интересоваться жизнью.

Ганеман посвятил себя благополучию больницы, он продолжал практиковать, переписываться со многочисленными друзьями и своими учениками и интересоваться наукой, ведя домашнюю жизнь. 

Следующее письмо, написанное господину Штраубе, показывает нам, что старик любил своих верных дочерей.

Это письмо написано отцу, г-ну Штраубе. Сын, Адольф, незадолго до этого смоделировал бюст Ганемана из воска.

Рекламное объявление появилось в Allgemeine Hom. Zeitung, том. II., с. 40, в котором эти медальоны выставлялись на продажу.

«Уважаемый господин Штраубе!

В отношении ваших жалоб, о которых вы сообщили мне 21 января, настоящим прилагаю вам шесть небольших порошков, из которых вы должны принимать по одному каждую неделю утром, перед завтраком, а № 1,  3, 5 вам нужно вдыхать один раз обеими ноздрями из закрsтого рулончика, не теряя из него маленький шарик.

У меня есть старое письмо от вашего дорогого сына; из-за чрезвычайной работы я пока не мог ответить на него, тем более, что состояние его здоровья не казалось неотложным, но за эти несколько месяцев состояние его здоровья могло измениться, так что мои указания подходит для тех, кто постарше, возможно, сейчас не подходит.

Поэтому я прошу вас с наилучшими пожеланиями побудить его написать, как он себя чувствует сейчас, после чего я пришлю ему все, что может оказаться полезным.

Не мог бы он прислать мне еще восемь в железных слепков моих барельефов (моего подобия) ближайшего к самому маленькому размера, примерно такого размера (Обозначено в письме кружком размером с двадцатипятицентовую монету.)

Хочу ими порадовать свою дочь.

Не забывайте свои ежедневные необходимые прогулки и вспоминайте с любовью.

Ваш покорный 

С. Ганеман.

Кётен, 2 февраля 1838 года».

*****

В том же богатом событиями 1833 году Ганеман был удостоен диплома аллопатического общества в далекой Северной Америке.

В ноябре 1832 года по рекомендации доктора Джона Ф. Грея, выдающегося нью-йоркского враа и члена Общества, Медицинское общество города и округа Нью-Йорка признало Ганемана почетным членом своей организации и вручило ему латинский диплом.

В протоколе Общества написано, что на очередном собрании, состоявшемся 10 сентября 1832 года, «...Ганеман был признан доктором Греем почетным членом».

На заседании, состоявшемся 12 ноября 1832 г., «доктор Джеймс В. Андерсон с острова Куба и Самуэль Ф. Ганеман, M.D, были избраны почетными членами».

Доктор Грей в письме от 6 апреля 1833 года уведомил Ганемана о этой чести и вместе с письмом прислал диплом, копия которого представлена ​​ниже:

Societas Medica Civitatis Novi Eboraci Atque Comitatus, Omnibus Has Literas Perlecturis, Salutem

Virum Problem et Ornatissimum Samuelem C. F. Hahnemann, Auctorem Homoeopathiae, quem fama promit scientiarum medicinae et chirurgiae cultorem, liberalium honoribus artium provectum, placuit nobis Praesidi caeterisque Sociis hujusce Comitatus Concil. Med. Facultatis, Socium constituere Honorarium ; atque auctoritatem ei donare privilegia et immunitates ad nostras Medicae Facultatissque pertinent, ubique terrarum dextra et honore amplectendum.

In quorum fidem hae literae pro Emerito Socio Doctore Hahnemann manibus sigiloque Archiatrum munitae lubentissime mandantur, Medicis Aedibus Novi Eboraci, Ao. 1833.

(«Медицинское общество штата Нью-Йорк и округа приветствует всех получателей этого письма. 

Нам, Президенту и остальным членам Окружного Совета медицинского факультета, было приятно признать Самуэля К. Ф. Ганемана, самого выдающегося человека, автора гомеопатии, чья репутация способствует развитию нашей медицинской науки и хирургии, почитаемого в области нашего искусства, в качестве почетного члена, а также предоставить ему привилегии и иммунитеты, которыми обеспечивает наш факультет, чтобы быть признанным во всем мире по праву и  с честью. 

В честь этого письма любезно отправлены в Дом врачей Нью-Йорка, штат Ао. 1833. Дэниел Л. Пейшотт, M.D., Президент. 

Фрэнсис Н. Уолш, M.D., член Общества. 

Самуэль Акерли, член Факультета». (Л.С.)

В ответ на оказаннe.честь Ганеман ответил доктору Грею следующее:

«Уважаемый коллега. 

Вы доставили мне огромное удовольствие этим почетным знаком признания моих усилий ввести в мир мягкий и истинный способ исцеления больных вместо до сих пор пагубного метода лечения; и я чувствую особую честь от общения с таким людьми в  Северной Америке, которые являются образцом для нашей Европы.

Эти североамериканцы, движимые чистым рвением к благополучию человечества, отказываются от старых времен и преобладающих методов лечения, которые не требуют особого внимания; с другой стороны, как истинные друзья человечества, они предпочитают новое и до сих пор жестоко преследуемое гомеопатическое лечение, которое требует гораздо большей осторожности и размышлений, если его правильно практиковать.

Пусть благословит Всеблагий Отче наш Небесный, пославший нам это искусство врачевания, ваше благородное Общество.

Подписываюсь с любовью,

Самый преданный Вам,

Самуэль Ганеман.

Кётен, 17 июля 1833 года».

Общество, удостоившее его такой чести, состояло из ведущих врачей-аллопатов Нью-Йорка.

В «Цайтунге» Швайкерта от 28 сентября 1833 г. доктор Леманн излагает эти обстоятельства в письме. За ним следует письмо доктора Грея Ганеману, ответ Ганемана и копия диплома, напечатанные как на немецком, так и на английском языке. 

То, что действие со стороны Общества по избранию Ганемана в члены не было предпринято в спешке, хорошо доказывается тем фактом, что между собранием, посвященным выдвижению Ганемана, и собранием, посвященным его избранию, были проведены два официальных собрания, регулярное и специальное.

Ганеман оставался почетным членом до 1843 года, когда через неделю после его смерти был отозван его почетный диплом членства!

В протоколе заседания от 10 июля 1843 года записано:

«По предложению доктора Джаса Р. Мэнли было принято решение .

Резолюция Общества от 12 ноября 1832 года о присвоении почетного членства в Обществе Самуэлю Ф. Ганеману из Германии будет отменена; "да" 28, "нет" 2».

Двумя противниками были доктора. М. Ф. Джослин-старший и Б. Ф. Бауэрс, ни один из которых не был в то время гомеопатом, они были всего лишь беспристрастными людьми и врачами.

Как известно, Ганеман умер в Париже 2 июля 1843 года, примерно за неделю до этой акции, хотя, конечно, Общество не могло тогда знать о его смерти.

1833 год ознаменован основанием первого гомеопатического общества в Соединенных Штатах.

В том же номере «Цайтунга» Швайкерта находится письмо, датированное Филадельфией, 13 мая 1833 года, адресованное доктору Ганеману, в котором объявляется о создании Общества «с целью расширения гомеопатической медицины», пересылается копия устава и разбираемые вопросы и спрашивается, примет ли Ганеман диплом общества и разрешит ли ему поставить свое имя во главе списка членов.

Это письмо подписали президент Константин Геринг и казначей Уильям Гейссе. Доктор Чарльс Ф. Мэтлак, секретарь, добавил приписку, пожелав Учителю долгих лет здоровья и счастья.

В следующем номере «Цайтунга» появился устав Общества на немецком и английском языках.

Продолжение здесь.

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 59

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 58 здесь

(Перевод З. Дымент) 

Глава 59. Покупка больницы — Открытие — Назначение доктора Швайкерта — Письмо Ганемана Фикелю

Между тем, сразу же после заседания 10 августа 1832 г. директора попытались найти подходящее помещение для больницы, но прибыльного здания, приспособленного для этой цели, получить не удалось.

Позже дом был найден в одном из самых здоровых районов города, в так называемой части Петера, рядом с самым удаленным от центра районом, Сандгейт, № 1, Глокенштрассе. 

Владелец, только что построивший это здание, планировал разместить в нем одиннадцать небольших семей. Этот дом был куплен за 3525 талеров, что, по мнению знатоков, было дешево, так как продавец обязался произвести за свой счет в течение шести недель перестройку (что он и сделал), необходимую для приспособления здания под больницу.

В результате этих изменений каждые две комнаты были преобразованы в одну, а также построена большая кухня и прачечная. Две тысячи талеров также разрешили оставить под ипотеку под четыре процента, остаток должен был быть выплачен на новый год, 1833.

Этот дом имел свободную экспозицию с трех сторон; на востоке он был пристроен к следующему дому, но на юге он выходил фасадом на улицу, на западе примыкал к большому саду, а на севере граничил с небольшими садами, принадлежащими этому участку. 

Улица была довольно широкая, и за больницей, наискосок, простиралась большая открытая площадка, вокруг которой, у внешних ворот, недавно было разбито множество веселых садов. В саду, пристроенном к дому, было несколько фруктовых деревьев, но по большей части он был разбит в виде красивых дорожек и цветников, чтобы выздоравливающие пациенты наслаждались упражнениями в красивой обстановке.

Стена, увитая виноградными лозами, отделяла этот сад от скверов. Дом был трехэтажным и вмещал двадцать четыре кровати: двенадцать для мужчин и двенадцать для женщин. На первом этаже была широкая дверь посередине, по обеим сторонам которой находились комнаты, в них располагались аптека, библиотека и другие конторы.

Это учреждение было официально открыто с соответствующей церемонией 22 января 1833 года. Доктор Мориц Мюллер был назначен директором, или руководителем, без какой-либо зарплаты; доктора Франц Хартманн и Хаубольд, ассистентами, доктор Э. Зейдель хирургом.

Доктор Франц Хартманн

Название больницы, под которым она была известно, было «Гомеопатический лечебный и учебный институт в Лейпциге».

В течение первого года это учреждение принимало безвозмездно только бедняков. Доктор Мюллер вспоминает свое руководство в первые полгода и делится лекциями по гомеопатии, которые были опубликованы в Allgemeine Zeitung.

Очень полный отчет об открытии учреждения можно найти в «Архиве» Штапфа в статье, озаглавленной «Открытие гомеопатической клиники». 

Рапу говорит:

«Я помогал своему отцу при открытии этой больницы в январе 1833 года. Доктора Мюллер, Хартманн и Хаубольд были сотрудниками, первый — главный врач, двое других — ассистенты. К клинике была пристроена ежедневная амбулатория, и все гомеопаты Лейпцига объединились, посвятив этому делу время и труд.

Это рвение обещало блестящие результаты, и все наши собратья по делу в Германии ждали исхода эксперимента».

Через три месяца после открытия больницы была опубликована брошюра на 200 страницах с заголовком:

«Jahrbucher der Homoopathischen Heil und Lehranstalt zu Leipzig. Herausgegeben von den Inspectoren derselben. Leipzig. Schumann. 1833». (Ежегодник Института гомеопатического лечения и обучения в Лейпциге. Опубликовано инспекторами Института. Лейпциг. Шуман. 1833 год».

Предисловие подписано докторами Мюллером, Хартманном, Хаубольдом, инспекторами. Брошюра содержит историю больницы, начиная с собрания 1829 года, отчет об открытии, отчет о работе, а также планы и описания здания.

Вторая часть вышла 30 июня того же года, третья часть появилась 30 сентября за подписью Морица Мюллера; обе части были выпущены в одном томе.

Ежегодник больницы был также опубликован в 1840 году доктором Зайделем, тогдашним ответственным врачом.

В Allgemeine hom. Zeitung за 1833 год можно найти сообщения о предстоящем собрании Центрального Союза 10 августа в Лейпциге.

Тем временем в мае того же года Ганеман разослал уведомления, призывающие врачей встречаться не в Лейпциге, а в Кётене.

10 августа в обоих местах прошли встречи. Последователи Ганемана собрались в Кётене, а некоторые, упросившие стать председателем доктора Мюллера, встретились в Лейпциге, согласно первоначальному намерению и условленному месту встречи. 

Члены лейпцигской встречи, сожалея о разногласиях и разрыве, отправили к Ганеману в Кётен депутацию, чтобы выразить ему уважение и, если возможно, заключить мир. 

Ганеман отказывался от всех предложений до тех пор, пока они не согласились подписаться под определенными принципами, предложенными им и названными им самим фундаментальными доктринами гомеопатии. 

Истина была провозглашена. 

Более либеральные  врачи  отошли от руководства Центральным обществом и больницей, и Ганеман теперь вел дела совершенно по-своему. Он взял на себя полный контроль над больницей.

Чтобы положить конец ссоре, доктор Мюллер подал в отставку 1 ноября 1833 г., и доктор Бенджамин Швайкерт-старший был назначен директором с зарплатой в 400 талеров. 

9 ноября 1833 года в собственном журнале Швайкерта появилась следующая статья: 

«Введение доктора Швайркерта на должность директора Лейпцигского гомеопатического института и больницы».

******

«Поскольку доктор Мориц Мюллер подал в отставку с поста директора гомеопатической больницы в Лейпциге, — ему, а также докторам Хаубольду и Хартманну, настоящим выражается публичная благодарность за хлопотное создание и первое управление столь важным учреждением — я, Самуэль Ганеман, оставаясь  наблюдателем и советником по развитию гомеопатии в целом и нашей чисто гомеопатической государственной больницы в частности, рад, что доктор Швайкерт, выделяющийся как своим пером, так и своей практикой как истинный и известный гомеопат, пришел к выводу, что, пожертвовав многими своими прежними благотворительными начинаниями, из чистой любви к нашему исцелению и из рвения к благополучию человечества, стоит обосноваться в Лейпциге и принять на себя впредь управление и руководство этим гомеопатическим институтом и больницей.

И чтобы в тот день публично выразить свое одобрение, я попросил моего друга и коллегу, доктора Готфрида Леманна, поехать в Лейпциг, чтобы он, как мой представитель, мог передать мои наилучшие пожелания доктору Швайкерта и ввести его одного  исключительно в указанный Институт в качестве директора, а также врача и преподавателя гомеопатического искусства исцеления на благо человечества.

И дай Бог ему здоровья!

В то же время я обращаюсь ко всем друзьям и поклонникам гомеопатии повсюду, особенно к тем, кто уже обязан этому искусству исцеления своим избавлением от болезней и восстановлением здоровья, а также ко всем настоящим врачам-гомеопатам: настоящим предлагается отправлять ежегодный взнос на поддержку этой многообещающей больницы ее казначею (доктору Э. Г. Францу в Лейпциге), поскольку государство не берет на себя ее поддержку, чтобы этот Институт представлял перед глазами и ушами всего мира высшие заслуги гомеопатии. Уже  подкрепленный вкладами великодушных граждан, он может неуклонно подниматься, расти и процветать. Я сам, приближаясь к концу своей карьеры, могу в настоящее время возложить на алтарь человечества вклад всего лишь в двадцать луидоров для Института.

Самуэль Ганеман.

Кётен, 31 октября 1833 года».

*****

За этим письмом мастера в Журнале следуют следующие комментарии:

«Это желание благородного основателя гомеопатии было торжественно исполнено уполномоченным доктором Леманном. Первого ноября 1833 года, в 10 часов утра, в присутствии врачей-гомеопатов и нескольких других друзей гомеопатии этот человек назначил доктора Швайкерта новым директором гомеопатической больницы, публично прочитал вышеупомянутое письмо доктора Ганемана в конференц-зале той же больницы, и доктор Швайкерт трогательно и радостно обещал заботиться о благополучии больницы, используя все свои способности в соответствии с истинным желанием великого Ганемана.

Поэтому были проведены первые клинические беседы нового директора, а также лечение пациентов в общей поликлинике.

Собрание разошлось с наилучшими пожеланиями дальнейшего процветания этому  важному учреждению и с самыми обнадеживающими ожиданиями, поскольку, с одной стороны, доктор Ганеман проявил живой интерес к Институту и намеревался заботиться о его благополучии, а, с другой стороны, доктор Швайкерт проявил добрую волю и жертвенность».

Но тот факт, что к директорству была назначена зарплата, вызвал дополнительные неприятности.

Некто доктор Фикель, вдохновленный этой зарплатой и желавший получить должность директора больницы, опубликовал небольшую книгу, содержащую вымышленные симптомы некоторых лекарств и лечение, выполненное с  их помощью по гомеопатическому методу.

Ему удалось снискать расположение руководства больницы, и он был назначен директором. Вскоре после этого доктор Ноак разоблачил бесполезность и обман этих мнимых физиологических доказательств и Фикель был отстранен от должности. Тогда он в отместку написал книгу под названием «Прямое доказательство недействительности гомеопатии».

Даджен говорит:

«Этот уважаемый человек пользуется большим авторитетом среди авторов-аллопатов, выступающих против гомеопатии в этой стране [Англии]. Его карьера слишком хорошо известна в Германии, чтобы там пользоваться таким же успехом». 

Последняя информация, которую Даджен имел об этом псевдогомеопате, заключалась в том, что тот был заключен в тюрьму за мошенничество.

Доктор Уильям Хендерсон говорит об этом докторе Фикеле:

«Он был признан виновным в грубом обмане во время своей открытой связи с гомеопатией и, чтобы отомстить своим гомеопатическим гонителям, он опубликовал книгу: "Ничтожность гомеопатии".

Вскоре после этого он оказался в тюрьме за мошенничество».

Фикель однако в течение некоторого времени занимался изучением патогенеза лекарств и под разными псевдонимами опубликовал несколько книг. 

Когда больница открылась, была запрошена субсидия от правительства; однако она так и не была предоставлена, и учреждение полностью содержалось за счет частных пожертвований. Это финансовые операции были подозрительны для граждан Лейпцига, и они опасались оказывать ему поддержку.  

Продолжение здесь

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 58

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 57 здесь.

(Перевод З. Дымент) 

Глава 58. Обсуждение в ежедневных газетах — Нетерпимость Ганемана — Письмо Ганемана Герингу — Ганеман Штапфу

4 ноября 1832 года Ганеман написал некоему доктору Н. следующее:

«После новых и многочисленных доказательств того, как много людей объявили себя гомеопатами, хотя они на самом деле являются дилетантами и смешивают аллопатический абсурд любого рода со своей практикой, тем самым грубо клевеща на это благородное искусство; после зрелого размышления я решил больше не оставлять одобрение от моего имени, хотям это всего лишь литографии, чтобы не легитимировать каждого гомеопатического претендента, с чьими научными достижениями и квалификацией для гомеопатической практики я не достаточно знаком.

Поэтому я по всей форме и со все1 серьезностью удаляю свое имя».

*****

Объединение гомеопатов ответило в Tageblatt от 13 ноября 1832 года следующим образом:

«Ганеман мог бы отказаться от своего имени, если бы был готов оплатить расходы на бумагу, печать и т. д. имеющихся дипломов». 

Лейпцигский гомеопатический союз ответил на «Письмо полугомеопатам» в том же журнале от 8 ноября следующим образом:

«Лейпцигский местный союз врачей-гомеопатов заявляет, ссылаясь на статью, опубликованную в журнале Leipsic Daily от 3 ноября, что он не признает абсолютного авторитета в науке. Как бы все члены местного Союза ни ценили гомеопатию, тем не менее, всегда должно оставаться бесспорным, что каждый врач-ученый должен в практике врачебного искусства руководствоваться исключительно своими собственными убеждениями.

Наука, как порождение необузданного разума, никогда не может быть утверждена анафемами!

Лейпциг, 5 ноября 1832 года. Der Leipz., Local Verein Homoop. Aerzte.»

Мюллер продолжает в заметке:

«Отдельные подписи не были напечатаны: Франца, Хомбурга, Хаубольда, Хартманна, Люкса, Гуттманна, Дрешера, Апельта, Лангхаммера, Вале и моя.

Если, в чем я сейчас не уверен, Хартлауб-младший не подписался, это ускользнуло от внимания. Шуберт никогда не принимал участия в нашем местном Обществе, большинство членов которого, хотя и без доказательств, подозревали его в том, что он оказал влияние на курс Ганемана. Он вел в ежедневных газетах словесную войну против Общества и был убран из Совета директоров до 10 ноября».

Судя по заявлениям, опубликованным тогда и позже участниками этого дела, нет никаких сомнений в том, что Ганеман действительно нанес ущерб благополучию больницы до ее открытия. Кажется очевидным, что его целью было во что бы то ни стало сохранить принципы гомеопатического закона, как он сам их интерпретировал.

Сам факт преследований Ганемана на протяжении долгих лет его жизни, несомненно, сделал его в это время еще более ожесточенным. Этот дух нетерпимости охватил его, когда он стал старше. Это был всего лишь естественный результат противодействия, с которым он столкнулся.

Автор British Journal of Homeopathy пишет: 

«То, что Ганеман стал в последние годы ожесточенным, саркастичным, нетерпимым и догматичным, — правда, но и то, что поначалу он был полной противоположностью всему этому, скромным, примиряющим, застенчивым, — в равной степени верно. Обращение с коллегами привело его ко всему этому. 

Тогда мы (вспоминая годы преследований) перестанем удивляться горечи Ганемана и поймем, как получилось, что он настаивал на том, чтобы его ученики отказались от всех связей с той школой традиционной медицины, профессора которой относились к нему как к изгою и растоптали его своими ногами .

*****

Кроме того, здесь впервые должно было быть открыто учреждение для публичной демонстрации истин гомеопатии, и вполне естественно, что Ганеман, на глазах у всей Европы, стремящейся увидеть результат, не желает видеть ничего, кроме самого совершенного применения в этих стенах его собственных осторожных методов.

Альбрехт говорит об этой характеристике:

«Его нетерпимость к тем, кто отличался от него, достигла в последнее время такой высоты, что можно было бы сказать: "Тот, кто не идет со мной по одной линии, кто отклоняется хотя бы на ширину соломинки вправо или влево — отступник и предатель, и с ним я не буду иметь ничего общего».

Доктор Гросс, который был одним из его самых усердных учеников и наслаждался своей самой совершенной близостью, потеряв ребенка, в горе скорбящего родителя написал Ганеману и сказал, что его потеря научила его тому, что гомеопатия не подходит для каждого случая. Это сильно оскорбило Ганемана, который так и не простил Гроссу этого замечания и так и не вернул ему свое расположение». («Биография Ганемана» Даджена).

В письме к Штапфу, написанном в 1829 году, Ганеман со всей строгостью отзывается о Тринксе и Хартлаубе, говоря: 

«Их поведение, как я ясно понимаю, поскольку оно затрагивает и меня, является эгоистичным, высокомерным, оскорбительным, неблагодарным, лживым и рассчитано на то, чтобы досадить нам».

Даджен говорит, что не может найти причины для такой горечи со стороны Ганемана.

Константин Геринг 

В письме, написанном в 1833 году доктору Константину Герингу, Ганеман проливает некоторый свет на свою точку зрения на вопрос о больнице: 

«Доктору Герингу, президенту Ганемановского общества Филадельфии.

Дорогой добрый Геринг!

Удачи вам в стране свободы, где вы можете делать все добро без помех и препятствий! Вот вы в своей стихии!

У меня нет цели стимулировать вас ради нашего благотворного искусства; это будет подливать масло в огонь. Скорее вам следует быть сдержанным, чтобы не навредить себе, и вам следует очень заботиться о своем здоровье, которое драгоценно для всех истинных друзей гомеопатии.

Когда вы увидите книгу Купа и Allgemeine homoopathische Zeitung, вам будет больно читать, с каким наглым догматизмом они начали превозносить смесь аллопатической постельной практики с поверхностной разновидностью гомеопатии как нечто значительно превосходящее чистую гомеопатию, и осуждать ее как несовершенную и недостаточную для лечения болезней.

В Лейпциге Мориц Мюллер возглавлял эту секту и почти все члены тамошнего гомеопатического общества (которое стремилось стать Центральным обществом и возвывашиться над всеми немецкими обществами) приняли участие в этом отклонении от курса. 

Два года подряд я предупреждал их в частном порядке, в отеческой, но энергичной манере, но они все равно продолжали бы свою беспорядочную практику, и они бы руковордили своей   якобы гомеопатической больницей таким отвратительным образом, если бы я не осудил их в Leipziger Tageblatt от 3 ноября.

Тогда они закричали, что я хочу помешать их честной работе и что я ошибаюсь, опасаясь, что в больнице они будут практиковать иначе, чем чисто гомеопатически, что само собой разумеется, что там они будут действовать только вполне добросовестно.

Но вам достаточно прочитать заявление г-на Мюллера в «Архив XIII», часть 1, стр. 104 (появление которого Штапф не должен был допустить без примечания, опровергающего заявление), а также то, что появилось в Jahrbucher der Homoopathischen Heil». und Lehranstalt, 1833, стр. 19 и 25, чтобы отчетливо понять, что, по общему признанию, это по плану М. Мюллера там бы практиковали аллопатически, что, несомненно, было бы публичным скандалом, вызвало бы подозрение и было бы оскорблением нашего искусства, если бы я не поразил их молнией 3 ноября.

Тогда выступил в их защиту некий доктор Кречмар, которого я вскоре осадил. За ним последовали Мюллер и Руммель, которые нагло и публично утверждали, что, согласно их опыту, венесекции, пиявки и т. д. , были абсолютно необходимы для эффективного лечения.

Я мог бы ответить (но не ответил), что недостаток их гомеопатических знаний не может быть мерилом, по которому можно судить о силе чистой гомеопатии; видимо, о они оставили неизлеченными или отправили в могилы многих, кого истинная гомеопатия могла бы вылечить.

Все Лейпское общество встало на сторону Мюллера и угрожало мне открытой враждой. Но я позволил им выставлять напоказ свои ложные доктрины, которые они называют эклектизмом, в Allgem. hom. Zeitung, чем они вызвали публичный скандал и навлекли на себя презрение моих истинных учеников. Для меня этого было достаточно.

Однако в пятом издании «Органона» я охарактеризовал их поведение как оно того заслуживало. Но этот скандал вызвал у меня большую досаду.

10 августа со мной было более двадцати моих лучших учеников со всех концов света (в их числе был и наш Беннингхаузен), и все согласились, что истинный гомеопат, помимо назначения единственного гомеопатического лекарства, тщательно подобранного для точно установленного болезненного состояния, должен избегать всех паллиативов и всего, что может ослабить пациента, любой стимуляции так называемыми тонизирующими средствами и всех внешних болезненных аппликаций. Да укрепит их Бог в их благотворных трудах.

Я прошу вас о дальнейшей дружбе и любви.

Искренне ваш, 

Сэм. Ганеман. Кётен, 13 сентября 1833 г.».

Том 1 Allg. hom. Zeitung содержит эту дискуссию.

Кречмар написал статью в ответ на послание Ганемана «полугомеопатам». Руммель, Мюллер и Тринкс также приняли его сторону. Ганеман написал еще одно письмо и настоял на том, чтобы оно было опубликовано в Zeitung без каких-либо изменений. Оно появилось в Vol. II., № 1.

Ганеман написал: 

«Чистая наука гомеопатии будет полностью потеряна, если будут приняты эссе, подобные на эссе доктора Кречмара в № 22 Allg. hom. Zeitung.

Там ясно представлена пагубная ошибка лечения гомеопатических пациентов аллопатическими средствами. Ни один истинный гомеопат не сможет защищать статью, зараженную такими вопиющими ошибками.

Я считаю зловещим, что эссе Кречмара было принято редакцией в журнал. Это признак того, что эти господа тайно поддерживают содержащиеся в нем ошибки».

Доктор Кречмар выступал за объединение аллопатической и гомеопатической школ, против чего Ганеман выступал, конечно.

*****

В письме Штапфу от 19 мая 1832 г. Ганеман довольно решительно высказывает мнение о поведении Zeitung следующими словами: 

«То, что вы рассказываете мне об Allgemeine homoopathische Zeitung, удивляет, поскольку никто не написал мне ни слова по этому поводу. Итак, Хартманн будет одним из редакторов! Есть ли Саул среди пророков?

Как мы можем доверять такому слабонервному парню, который хотел бы аллопатизировать нас и научил бы непосвященных лечить просто названия болезней.

Наше искусство требует слишком уж мельчайшей точности в своей практике для таких, как он; он предпочел бы вылечить (вернее, убить) всех своих больных ртутью; он ведет себя как притворный гомеопатический шарлатан и укореняет в нашем искусстве позорную популяризацию:  этот болтливый хвастун, этот человек, который для нас более вреден, чем все наши враги, будет одним из редакторов! 

Я живу, чтобы это увидеть? Пусть каждый благородный человек воздержится от общения с этим самонадеянным болтуном.

Если вы продолжите быть строгим редактором «Архива» и с этого времени не будете печатать в нем ничего плохого, вы сохраните в чести свой журнал: Videatur [лат., пусть будет видно ] мои "Советы и предупреждения", я прошу вас напечатать в точности так, как написано».

Даджен, переведший это письмо, пишет в примечании:

«Очевидно, бойкот — не такое уж современное изобретение, как мы привыкли думать».

Однако протест Ганемана оказался неэффективным, и Хартманн справился лучше, чем ожидалось, и жил и умер, пользуясь большим уважением всех своих коллег-гомеопатов. Я не могу найти в «Архиве» следов этих "Советов и предупреждений",  они, вероятно, были слишком сильными даже для верного Штапфа».

Пульман говорит: 

«Протест Ганемана попал на благодатную почву, на которой стояли многие его последователи, и хотя они не могли найти никаких недостатков в руководстве Мюллера, которое строго соответствовало правилам гомеопатии, они подозревали Хартманна, написавшего книгу «Гомеопатическая терапия», чем навлек на себя неодобрение Ганемана.

Они хотели, чтобы на место Хартманна, одного из старейших учеников Ганемана, который еще не закончил учебу,  был назначен Хомбург. 

Мюллер отказался это сделать.

В результате Ганеман неоднократно заявлял в лейпцигской газете (Zeitung), что он не интересуется Институтом при таком нечистом руководстве, и были сформированы две партии: одна поддерживала Мюллера, другая — Ганемана».

Номера Zeitung  тех дней заполнены письмами, поzвившимися из-за этого спора. Впоследствии Мюллер написал брошюру, в которой изложил историю всего дела.

Продолжение здесь

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 57

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 56 здесь

(Перевод З. Дымент) 

Глава 57. Отчет Мюллера о больнице. — Письмо полугомеопатам Лейпцига 

Доктор Мюллер говорит: 

«Тесно связанной с проектом больницы была возможная организация, так долго обдумываемая мной и и другими, Общего гомеопатического общества, которую я и другие так долго обдумывали. Полагаю, что об этом говорилось также в предложении Швайкерта, бывшего тогда одним из директоров Центрального общества.

Швайкерт и местное общество Лейпцига поручили мне разработать необходимые планы. Я выполнил это поручение, и после представления нескольких планов и внесения изменений, которые, по моему мнению, было важно внести, было получено одобрение местного общества и резолюция передать вопрос в Центр.

За два-три дня до собрания Центрального общества постоянные члены Лейпцигского общества, действуя по предложению Франца, решили проголосовать за Швайкерта на посту директора на следующий год, чтобы таким образом облегчить выполнение плана проекта больницы.

10 августа собрался Генеральный конгресс. Он санкционировал Конституцию и подзаконные акты (в которые, по предложению Генерального конгресса, все же было внесено несколько изменений, так что они не перешли в руки типографа до 10 ноября) и основание больницы в Лейпциге. 

В соответствии с уставом Совет директоров (на следующий год) Общего собрания был уполномочен контролировать открытие больницы и выбирать из числа ведущих врачей одного или нескольких в качестве ее медицинского персонала.

Выдвижение кандидатуры на эту должность было оставлено на усмотрение директоров-резидентов общества по специальному предложению самого Конвента или Совета директоров.

Сама Конституция была демократической и имела целью мирное объединение обеих фракций. Каждый друг гомеопатии становился членом Общества, доказывая тем или иным образом свою заинтересованность в его благополучии. Каждый врач, который был членом, имел право голоса по медицинским вопросам. О гомеопатической практике говорилось так же мало, как и раньше.

Автору Конституции и подзаконных актов никогда не приходило в голову, что Ганеман рассчитывал принять в это Общество только тех врачей, которые были исключительно гомеопатами.

Разве Ганеман тремя годами ранее при организации Общего гомеопатического конгресса не отказался от его сотрудничества в любой форме?

И разве все, кто позже называл себя его «чистыми» учениками, не одобрили проект, не выдвигая возражений, и не проголосовали за его принятие в качестве закона?

Законотворческая власть была полностью передана Генеральному конгрессу. На выборах директоров, состоявшихся на Генеральном конгрессе, желание членов Лейпцигского общества обеспечить избрание Швайкерта на пост президента провалилось. Большинство голосов было за избрание меня президентом, хотя я уверен, что члены президентства Лейпцигского общества проголосовали за Швайкерта.

Если бы этот результат предвидели, и если бы меня попросили отказаться от поста в случае, если он обрушится на меня, я бы сделал это, точно так же, как я с радостью пообещал проголосовать за Швайкерта.

Мое согласие не подразумевало нарушения веры, и в то время мне не казалось препятствием на пути открытия больницы, если врач, выбранный для управления больницей, не будет при этом президентом Общества.

Другими членами совета директоров стали Швайкерт, Штапф, Гросс, Руммель, Мюленбейн, Хартландсон, Раэль, Вольф, Тринкс, а также лейпцигский врач Гартманн, Хаубольд, Франц и Шуберт.

В качестве президента Общества я через четыре недели добился разрешения правительства Саксонии на строительство гомеопатической больницы за счет частных средств, определенных обещаний со стороны городского правительства, а вскоре после этого, при эффективной помощи Хаубольда, мы получили здание и необходимую мебель.

27 октября, через семьдесят восемь дней после десятого августа, чтобы обеспечить открытие больницы к новому году, я смог созвать постоянных директоров, чтобы официально выдвинуть кандидатов на должности в больнице. а затем поручить всему Совету выбрать из них суперинтенданта.

Я предложил Швайкерта на эту должность, и другие присутствующие, Хартманн, Хаубольд и Франц, согласились со мной. Я назначил открытие бюллетеней и подведение итогов выборов на 10 ноября.

После того как мы поднялись, чтобы объявить перерыв, Хаубольду, в то время самому  близкому другу Швайкерта, пришло в голову предложить меня в качестве кандидата, среди остальных соревнующихся.   

Поскольку было общеизвестно, что лейпцигские врачи в течение трех месяцев были единой группой в защите избрания Швайкерта, поскольку другие члены коллегии в течение двух месяцев знали и соглашались с этим фактом, поскольку мы собирались только соблюсти определенную юридическую формальность, это предложение казалось мне просто проявлением вежливости и в то же время вопросом  удовлетворения Ганемана, который попросил меня стать кандидатом и от которого я потребовал обещания, что он не выдвинет меня на должность медицинского руководителя больницы.

И поскольку Швайкерт особенно желал моей помощи в обучении и я дал ему обещание, я без колебаний позволил распространить это последнее предложение в протокол, с оговоркой с моей стороны, что я не приму этот пост и считаю дело просто формальностью. Я все это сделал, не зная, что только что произошло в Кётене, и совершенно не сознавая, что меня подозревают в стремлении стать суперинтендантом больницы.

Под каждым экземпляром протокола, который был отправлен отдаленным членам — Штапфу, Гроссу, Вольфу, Тринксу, Руммелю, Мюленбайну, Хартланду и Рёлю — для избрания суперинтенданта, я собственноручно писал, что не приму эту должность и что Швайкерт был единственным подходящим человеком для этого. 

Так как нельзя было предположить, что Швайкерт будет голосовать за себя, и так как я не знал, что он считает меня своим соперником, то эта приписка, насколько мне известно, не была добавлена ​​к экземпляру, отправленному Швайкерту.

За два дня до этого Хаубольд в частном порядке сообщил мне тайное желание Швайкерта, чтобы президент Общества мог предоставить ему как суперинтенданту больницы ежегодную зарплату в двести талеров.

В первом приливе энтузиазма Швайкерт предложил взять на себя управление больницей без какого-либо вознаграждения; с таким же энтузиазмом Генеральный конвент проголосовал 10 августа за то, чтобы больничные врачи работали без зарплаты (Никто не знал расходов учреждения и считалось, что имеющихся средств не хватит на год.)

Здесь я продемонстрировал свое незнание мира и людей, а также управленческих способностей, отклонив эту просьбу под предлогом того, что у меня нет полномочий, чтобы удовлетворить эту просьбу.

Я тогла не мог представить, что Швайкерт утратил желание действовать без зарплаты и что решение нанимать неоплачиваемых сотрудников рано или поздно будет признано совершенно неосуществимым.

Большинство дальних членов правления уже прислали мне свои голоса, и я уже мог рассчитывать, что избрание Швайкерта будет единогласным, когда неожиданно утром 3 ноября в Leipzger Tageblatt (ежедневный журнал) появилось письмо Ганемана от 23 октября, в котором те врачи-гомеопаты из Лейпцига, которые не практиковали исключительно гомеопатию (Мюллер, Хартманн, Хаубольд), не упоминаемые поименно, были осуждены как глупые, смешивающие гомеопатию и аллопатию, как аморальные отбросы человечества, стремящиеся  стать учителями в нынешней больнице и таким образом поставить под угрозу новую доктрину».

Доктор Швайкерт

Ниже приводится письмо, о котором говорит доктор Мюллер, без предупреждения опубликованное в «Тагеблатт» от 3 ноября 1832 года и упавшее как бомба на умы последователей сурового старика.

Слово полугомеопатам Лейпцига

«Я давно и с неудовольствием слышал, что некоторые в Лейпциге, претендующие на звание гомеопатов, позволяют своим пациентам выбирать, лечить их гомеопатически или аллопатически; то есть они не полностью базируются на новом учении или им не хватает должной благожелательности к своему виду, или что, вопреки своим лучшим убеждениям, они не стесняются бесчестить свою профессию ради гнусной корысти; пусть они не требуют, чтобы я признал их своими истинными учениками.

Мне прискорбно это говорить, но примечательно и является ярким показателем силы усовершенствования новой системы то, что ни в одном месте, где эта система хотя бы умеренно процветала, не встретишь таких гомеопатических аллопатических полукровок, как в Лейпциге, который до сих пор был мне так дорог.

Кровопускание, применение пиявок и шпанских мух, применение фонтанелей и сетонов, горчичного пластыря и лечебных мешков, растирания мазями и ароматическими спиртами, рвотных, слабительных средств, различных видов теплых ванн, разрушительных доз каломели и хинина, опиума и мускуса, этих и других шарлатанств, связанных с использованием гомеопатических лекарств, достаточно, чтобы идентифицировать этих скрытых гомеопатов, стремящихся завоевать общественное расположение, как лев узнается по его когтям; таких следует избегать, поскольку они не обращают внимания ни на благополучие больного, ни на честь профессии, имя которой они узурпируют с целью наживы.

Они поднимают головы в колыбели гомеопатической доктрины, как они с удовольствием называют Лейпцигскую доктрину; в колыбели гомеопатической доктрины, где ее основатель впервые был признан учителем! Отойдите от меня, вы, мерзкие медицинские перевертыши!

Либо будьте благородны как аллопаты старого братства, не знающие пока ничего лучшего, либо как чистые гомеопаты, на благо нашего страдающего братства человечества. Но до тех пор, пока вы носите свои двойные маски, вы будете самым презренным гибридом всех, кто называет себя врачами, и самым пагубным.

Еще раз, и в последний раз, я призываю вас оставить этот лицемерный курс и подать лучший пример, достойный подражания, тем, кто находится за рубежом.

Но тот, кто с этого дня не решается последовать этому верному совету и доказать, что он словом и делом является гомеопатом, пусть никогда больше не приезжает в Кётен, пока я вижу свет дня, ибо он может не рассчитывать на дружеский прием.

Но если вы будете продолжать вести этот лживый и бесчестный образ жизни, то только вы будете нести позор.

Теперь, когда вот-вот будет основано учреждение для справедливой и практической демонстрации непревзойденной эффективности простой, истинной и чистой гомеопатической практики на больных, на глазах всего мира, теперь дело становится бесконечно более серьезным.

Поэтому я считаю своим долгом громко возвысить свой голос, чтобы эти скандальные злоупотребления не придали системе этого будущего колледжа и больницы позорный характер.

Поэтому я со всей серьезностью протестую против найма такого аморального гомеопатического гибрида, будь то в качестве учителя или фельдшера.

Пусть никто из здесь описанных не вступает в священные службы нашего божественного искусства в этой больнице; ни один из них. 

Если какие-либо ложные доктрины будут преподаваться под почетным именем гомеопатии или если пациентов будут лечить иначе, чем чисто гомеопатически, с какой-либо имитацией аллопатических практик, я торжественно заявляю вам, что я подниму свой голос до предела и сделаю это, с помощью публичной прессы,  предостерегая мир, уже утомленный обманом, от такого предательства и позорного вырождения тех, кто заслуживает того, чтобы их заклеймили, и которых следует избегать.

Сегодня мой отеческий голос звучит в этом журнале в окрестностях Лейпцига, я надеясь на ваше улучшение. 

Самуэль Ганеман.

Кётен, 23 октября 1832 г.»

Конечно, это очень суровое письмо стало причиной большого недовольства в рядах гомеопатов.

Затем Ганеман и Дрю удалили свое имя из диплома, выдаваемого членам Центрального гомеопатического общества.

Следует помнить, что Ганеман на встрече 1829 года был назначен его бессменным президентом, а его подпись была литографирована вместе с другими постоянными частями диплома.

Продолжение здесь 

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 56

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 55 здесь

(Перевод З. Дымент) 

Глава 56. Письма Мюллеру — История Лейпцигской гомеопатической больницы

Как было сказано ранее, торжества по поводу 50-летия деятельности Ганемана положили начало созданию Центрального гомеопатического союза Германии, который с этого дня собирался ежегодно 10 августа.

Первое собрание состоялось в Лейпциге в 1830 году. Президентом был доктор Мориц Мюллер. Все было гармонично, и впервые были составлены правила Общества. Встреча 1831 года под председательством доктора Штапфа произошла в Наумбурге.

Хартманн говорит, что на этой встрече присутствовало большое количество людей из-за преобладавшего в то время интереса к холере и надежды, что Ганеман пришлет какое-нибудь сообщение относительно ее лечения. 

В 1832 году встреча происходила  Лейпциге. Доктор Швайкерт был президентом. Собрание состоялось вечером, и после приветствия и научных докладов доктор Швайкерт-старший внес предложение основать на имеющиеся на тот момент средства гомеопатическую больницу в Лейпциге. Он уже заинтересовал Ганемана этим проектом.

Капитал от празднования в Кётене за счет взносов достиг суммы в 4000 талеров. Единогласно было решено использовать эти деньги для открытия гомеопатической больницы и медицинской школы в Лейпциге.

*****

Швайкерт отнесся к этому проекту с особым энтузиазмом и даже вызвался бесплатно возглавить новую больницу и переехать для этой цели из Гриммы в Лейпциг. Доктор Мориц Мюллер был избран директором больницы на следующий год и энергично и с большим эффектом начал работать над ее успешным открытием.

Доктор Мюллер был выдающимся человеком.

Родившийся 1 августа 1784 года в Олебитце, недалеко от Виттенберга, он посещал гимназию в Торгау с одиннадцати до семнадцати лет, помле чего поступил в Виттенбергский университет. Именно там он впервые встретил Швайкерта, который под его влиянием стал гомеопатом.

Доктор Мюллер отправился в Лейпциг на двадцать первом году жизни и вскоре был назначен первым клиническим преподавателем и младшим хирургом в больнице Якоба. Три года спустя он взял на себя полное руководство больницей.

Мюллер получил степень доктора в 1810 году. В 1813 году, когда армия Наполеона бежала из России и в Европе распространилась «лагерная лихорадка», так что жилые дома, школы и церкви использовались в качестве госпиталей. Мюллер руководил одним из них.

Хартманн говорит о нем: 

«Помню, однажды в 1819 году Мюллер прислал ко мне своего секретаря с просьбой одолжить ему для просмотра свой «Органон»; я дал ему, покачивая головой, с замечанием, что звезда такой величины на аллопатическом небосклоне вряд ли сможет получить правильное представление о гомеопатии.

Тем не менее, как это часто бывает в этой жизни, я ошибся; сила истины вскоре проявилась в ясном и непредвзятом уме Мюллера, и он стал полностью обращенным».

Доктор Мюллер всегда занимал важное место среди первых последователей Ганемана. Он имел очень обширную практику и пользовался большим уважением. У него было предчувствие, что он умрет от холеры, поэтому при ее приближении он проявлял особую осторожность в еде. Хартманн говорит:

«22 сентября он пришел ко мне рано, в хорошем настроении; на следующий день я услышал, что у него диарея, но он был весел и просто находился в постели из предосторожности; 24-го числа в  половине пятого утра началась рвота, сопровождавшаяся ледяным холодом и отсутствием пульса, однако он жаловался на незначительные боли; уже во второй половине дня вся надежда на его выздоровление исчезла, и в шесть часов вечера он скончался».

Это было 24 сентября 1848 года в Лейпциге.

Доктор Мориц Мюллер 

*****

Ганеман, казалось, был очень доволен рвением Мюллера, и в сентябре 1832 года он написал ему следующие любезные письма: 

«Уважаемый коллега!

Натиск пациентов до сих пор не позволял мне просто выполнять мои обязательства и выразить вам мою искреннюю благодарность за ваше подробное изложение празднования 11 августа.

Я не могу достаточно заверить вас, насколько я заинтересован во всем этом деле, и особенно в организации Союза.

При выдаче медицинских дипломов отличившимся студентам-гомеопатам я считаю хорошим намерением особо упомянуть тех, кто добивается лучших результатов и является лучшими учениками, и тем самым поощрять их стать истинными последователями искусства врачевания.

Мне это кажется тем более необходимым, поскольку все еще есть много тех, кто выдает себя за гомеопатов, н, под влиянием старой доктрины, которую они были вынуждены усвоить, все еще используют в своей практике то и другое аллопатическое средство — обычай, который полностью противоречит истинной гомеопатии — точно так же, как те, кто поклоняется истинному Богу, но время от времени приносят жертвы Ваалу, в то время как каждый, кто точно понимает, чего может достичь наше искусство исцеления, никогда не имеет необходимости выпускать ни капли крови или прибегать к рвотным или слабительным средствам. или даже назначать какое-либо одно стимулирующее средство, кроме гомеопатического.

Я ни в чем подобном не нуждался последние тридцать лет, и все же исцелился с лучшими результатами. Поэтому везде, где только можно искоренить из сознания наших учеников ложные представления, вызванные либо непониманием нашего милосердного искусства, либо старой аллопатической практикой, делайте это во что бы то ни стало; и я прошу вас, дорогой коллега, сказать им, что не существует ни одного мыслимого случая заболевания, при котором старая практика все еще была бы необходима даже там, где она не вредна, и которое нельзя было бы вылечить лучше гомеопатически.

Пусть они идут по моим стопам, которые с тех пор, как я показал лучший путь, никогда не были запятнаны грязью старой практики.

Я от всего сердца желаю, как я уже заявил в своем ответе на письмо нашего друга Хобольда, который, будучи секретарем Центрального союза, желал моей подписи, чтобы нам вскоре посчастливилось основать с королевской санкции больницу, состоящуюя из двух или трех инструкторов и практикующих гомеопатов, где чистая система гомеопатии может быть показана при лечении всех типов пациентов и где можно продемонстрировать, насколько успешно их можно привести к выздоровлению в каждом случае болезни, не прибегая ни в малейшей степени к этим старым шарлатанским злодеяниям при лечении больных.

Только открыв больницу таким образом, мы сможем одержать победу над старой практикой и сказать:

"Иди сюда, посмотри и поразись".

С обычным уважением, Ваш

Самуэль Ганеман.

Кётен, 24 сентября, 1832».

*****

«Уважаемый коллега!

Странно, что мюнхенская спекуляция, создание гомеопатической больницы с помощью нашего капитала в 3000 талеров, пробудила в вас героическую решимость основать с таким малым началом, как 3000 талеров, учреждение, подобное нынешнему большому приюту для сирот, основанному Франке в Галле, у которого в кармане почти не было денег.

И еще более чудесно, что у вас хватило духа попросить разрешения и помощи у саксонского правительства, чье раболепие перед администрацией враждебного Дрезденского департамента здравоохранения вы так хорошо знаете.

Это был отличный подарок от противоположной стороны, и я удивлен, что вы не препятствовали этому. Я даже не предполагал, что вы позволите это сделать.

И все же audaces fortuna juvat! (Лат., «Храбрым ссудьба помогает».)

Наоборот, ваш городской совет показал себя более достойно, особенно если вы добьетесь для учреждения прав религиозных учреждений.

Я также очень удивлен той небольшой ценой, за которую вы приобрели дом с такой большой комнатой. Одним словом, я вижу во всем происходящем замечательное провидение Божие, позволившее нам обеспечить для нашего искусства врачевания необходимое, позволяющее показать публично и на деле это искусство друзьям и врагам и доказать его превосходство над старой практикой.

Первое планирование потребует величайших усилий. Надо постараться избежать очевидных ошибок.

Как только у вас будет хотя бы три койки с инвалидами, вы получите эффективное начало работы Института, а друзья и доброжелатели будут благожелательно  приглашены  через гомеопатические газеты: через Allg. Anzeig. der Deutschlands, The Augsburg Allgem. Zeitung, через  The Genfer homoopathische journal и, таким образом, через все литературные каналы, чтобы вашей благосклонностью вырастить Медицинский институт, как он будет называться в самом зачаточном состоянии. Хотел бы видеть набросок этого из-под вашего энергичного пера.

И, если я не ошибаюсь, вскоре потоками потекут обильные хвалебные благословения, и, напечатав несколько из них, их можно будет распространять во имя нашего славного дела. Я хотел бы послать вам пару моих, около сотни страницы каждая.

Я заключаю с наилучшими пожеланиями,

всеподданейше 

С. Ганеман.

Кётен, 28 сентября 1832 года».

Хартманн говорит, что до сих пор все было удовлетворительно и что благоприятный исход казался несомненным. Но по какой-то причине 13 октября 1832 года Швайкерт отказался от должности директора, которую он ранее хотел занять без оплаты и что поддерживал Ганемана, по словам Швайкерта Мюллеру. 

Теперь Ганеман, казалось, повернулся против доктора Мюллера. Доктор Густав Пульман в своей «Истории гомеопатии в Германии» говорит: 

«Центральное общество, из которого несколько лет назад вышел Самуэль Ганеман, было реорганизовано на широкой и демократической основе, и было решено принимать в члены любого врача, проявившего некоторый интерес к делу, даже если он не практиковал исключительно гомеопатию.

Ганеман выразил свое неодобрение этому движению каким-то друзьям, и когда общество избрало директором Морица Мюллера вместо Швайкерта, прогрессивные тенденции первого вызвали недовольство Ганемана, и он опасался, что его метод не будет осуществляться строго в соответствии с его намерениями».

Доктор Фишер из Вайнгартена говорит: 

«Склонность Центрального общества мыслить самостоятельно, ярко проявившаяся на собрании в 1832 году, вызвала недовольство Ганемана, который, более того, воображал, что видит опасного соперника в Морице Мюллере, директоре, избранном на следующий год». 

 Продолжение здесь.

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 55

 Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 54 здесь

(Перевод З. Дымент) 

Глава 55. Визит доктора Грислиха в Кётен — Письмо доктору Гертстелу — Визит доктора Грислиха в Кётен

Грисселих также посетил Ганемана в 1832 году и так говорит о нем: 

«Ганеман в возрасте семидесяти семи лет проявлял в каждом действии весь огонь молодого человека. В его внешности нельзя было обнаружить никаких следов старости, кроме белых локонов, окружающих его виски, и лысины на макушке, покрытой бархатным колпаком.

Маленький и крепкий Ганеман жив и подвижен; каждое движение полно жизни.

Его глаза раскрывают его пытливый дух; они сверкают огнем молодости. Его черты резкие и оживленные. Как старость, кажется, не оставила мало следов на его теле, так и с его разумом.

Его язык гордый и свободный; часто он становится яростным, как поток лавы, направленным против врагов и противников не лично его самого, о чем он никогда не упоминал, а великих истин, к проверке которых он призывал своих коллег на протяжении многих десятилетий. Его память, кажется, не пострадала; после долгих перерывов и побочного разговора он продолжает с того места, на котором остановился.

Когда он горячится в разговоре, что часто случается, будь то речь о друге или враге, или о научных предметах, слова его текут непрерывно, вся манера его становится чрезвычайно оживленной и на лице его появляется выражение, которым посетитель молча любуется.

Пот покрывает его высокий лоб; шапка снята; даже его длинная трубка — его верный спутник — гаснет, и ее приходится заново зажигать от той свечи, которая была под рукой и горела весь день.

Но о белом пиве забывать нельзя. Почтенный старец так приучил себя к этому сладкому напитку, что тот всегда стоял у него на столе в большом закрытом стакане; во время еды он также употребляет этот напиток, неизвестный в Южной Германии.

Он не пьет вино, образ его жизни очень простой, воздержанный и патриархальный».

Хотя в 1832 году, когда было написано следующее письмо, Ганеман был очень счастлив и процветал, тем не менее письмо ясно показывает, что первые годы его пребывания в Кетене были отравлены медицинской иерархией Ангальта.

Оно адресовано доктору Герстелю.

Доктор А. Герстель 

«Уважаемый коллега:

Я с большим удовольствием прочитал то, что доктор Гросс написал мне по поводу присланного вами отчета, и удивлен, что власти дали вам такие хорошие (настолько правдивые) отзывы, и прошу вас сообщить о них в несколько широко распространяемых газет.

Вы не можете поверить, сколько пользы приносит заслуженная благодарность и насколько вы стимулируете других автор итетов оказывать аналогичные услуги делу гомеопатии. До сих пор гомеопаты не могли высказать ничего, кроме горьких жалоб на проявленную к ним несправедливость и пренебрежение.

И как бы простительны ни были такие жалобы и обвинения, они, тем не менее, произвели плохое впечатление на публику и никоим образом не способствовали повышению оценки гомеопатии. 

Поэтому я никогда открыто не возражал против злейших и жестоких врагов, которые появились в течение первых пяти или шести лет моего пребывания здесь. Ибо я скорее предпочитаю, чтобы мне завидовали, чем жалели. И все же я, если возможно, избегал первого.

Только в последние несколько лет я смог так расположить к себе публику и убедить ее в превосходстве нашего искусства, хотя она в течение многих лет была настроена gротив меня предвзято и натравливалась  против меня аллопатами, аптекарями и хирургами, что теперь эта самая публика настолько злится на врачей и аптекарей и так предпочитает меня всем остальным, что я совершенно не могу принять всех больных; я еле уношу ноги. 

Поэтому я думаю, что все произошло к лучшему, и я считаю, что вам не нужно бояться злой воли вашего коллеги в Моравии, поскольку в вашей стране ужасное препятствие для гомеопатической практики, то есть запрет на распространение нашей собственной практики с лекарствами, как вы меня уверяете, покончено.

Это препятствие до сих пор существует почти во всех других странах и делает гомеопатию здесь практически невыполнимой, за исключением меня одного, поскольку у меня есть письмо-разрешение от Владыки Страны.

То, что врачи в Брунне смогли выследить г-на Фишера, который, несомненно, был очень способным человеком, объясняется тем обстоятельством, что у него не было диплома; и в этом отношении они ничего не могут сделать против вас.

Общественность в Брунне уже благосклонно настроена к гомеопатии, и поэтому у меня нет возражений против то, чтобы вы там обосновались.  

Из пражских счетов о смертности, с которыми я внимательно ознакомился, кажется,  ясно видно, что у вас не было свободных рук, чтобы действовать там, иначе уровень смертности был бы более благоприятным, и с вашей помощью несколько пациентов были бы спасены от смерти. Мне было бы приятно получать от вас больше хороших новостей.

Преданный Вам

Сэм Ганеман.

Кётен, 12 февраля 1832 года».

*****

Рапу-отец посетил Ганемана в 1833 году и впоследствии обратился по этому поводу к Лионскому медицинскому обществу.

Он говорит: 

«Увидев Ганемана, я не смог удержаться от чувства почтения, которое внушил мне этот гениальный и ученый человек.

Его седые волосы, его серьезный и суровый вид смягчались очень приветливыми манерами; его высокий лоб, его взгляд живой и пронзительный, а скрытая ирония его улыбки хорошо раскрывала глубокую мысль, созревшую в опыте, и беспощадную критику, которая так резко обрушивалась на тщеславные и претенциозные учения школ.

Первая беседа, которую я провел с ним, состоялась на следующий день после моего приезда и продолжалась с четырех до десяти часов. Он закрыл дверь, постоянно осажденную толпой больных, чтобы я мог получить больше пользы от времени, которое он мне выделило. 

Мы говорили о большом распространении нового метода во всех странах, прилегающих к Германии, и о его уже важном положении в Австрии, где внедрение должно было натолкнуться на почти бесчисленные препятствия.

Я рассказал о своих познаниях в гомеопатии и запросил информацию о лучших методах, которые следует приобрести, чтобы придать им ценность и позволить мне полностью отказаться от обычной медицинской практики.

Он на мгновение задумался и после рассмотрения принципов, изложенных в «Органоне», предложил мне план обучения, которому я имею счастье следовать в настоящее время.

Этот план заключается в сочетании клинических и патогенетических исследований для определения выбора препарата по характерным показаниям. 

На следующий день в такое же время Ганеман дал мне интервью и показал несколько томов своей огромной переписки.

Среди прочих там были письма доктора Мауро из Неаполя, который в возрасте 60 лет опубликовал книгу с результатами своего изучения гомеопатии; знаменитого Киссельбаха из Ханау; Паубеля из Готы; советника Кляйна — они все в преклонном возрасте с рвением изучают новую доктрину.

Но больше всего меня заинтересовало письмо от доктора Биетта, в котором он просил Ганемана пролить свет на его метод и просил прислать ему сборник правильно приготовленных лекарств, в которых Ганеман уверен».

В восьмом номере Allgemeine homoopathische Zeitung, опубликованном 30 сентября 1832 года, доктор Хартманн опубликовал список врачей, которые были известны как практикующие гомеопатию; в этот список вошло 226 имен, среди которых были  

Геринг из Суринама;

Вессельхофт из Пенсильвании;

Бьют из Вифлеема, штат Пенсильвания;

Хейнел из Балтимора, Северная Америка».

С 1830 по 1835 год тихая маленькая деревня Кётен стала школой гомеопатии.

Самые либеральные врачи и многие миряне с интересом услышали о новом и мягком методе лечения, и многие из них отправились в дом старого мастера, чтобы посидеть у его ног.

Фактически история внедрения гомеопатии в ряде стран начинается с визита какого-то врача или мирянина к старому мудрецу Ганеману в увитую виноградной лозой беседку небольшого сада в Кётене.

Примерно в 1830 году Бенитуа Ириарте, богатый купец из Кадиса, со своим другом Вильяльбой отправился в Кётен и вскоре после этого представил гомеопатию в Испании. 

Доктор Ф. Ф. Куин посетил Ганемана в 1821 году и в 1827 году принес новую доктрину в Англию.

Доктор Адам встретил Ганемана в 1823 году и вскоре после этого представил гомеопатию в России, начав свою практику в Санкт-Петербурге.

Доктор Адам также был одним из пруверов «Чистой Материи Медики».

В этот период Ганеман был очень занят приемом своих выдающихся гостей со всех концов света.

 Продолжение здесь 

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 54

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 53 здесь

(Перевод З. Дымент) 

Глава 54. Жизнь в Кетене —Визит  доктора Пешире — Гомеопатия в Америке —
Письмо Триниусу — Требуется врач-гомеопат

Рапу говорит:

«С 1829 по 1832 год были три очень счастливых года в жизни Ганемана; он был удостоен дружбы и покровительства щедрого принца, пользовался репутацией не только в Европе, был руководителем школы, ученики которой были ревностными и уважаемыми. Его практика была очень большой.

Доктор Моссдорф сначала был его ассистентом, но в 1832 году Ганеман нанял помощником советника Леманна. Точно неизвестно, когда доктор Моссдорф покинул Кётен, но вполне вероятно, что в 1832 году , но он точно отсутствовала уже несколько лет, когда Ганеман попросил разрешения нанять доктора Леманна в качестве помощника. 

Многие из европейских сторонников  Ганемана и других стран посетили Кётен, Мекку гомеопатии».

Халл говорит:

«Черта характера, особенно проявившаяся в этот период карьеры Ганемана, вызывает наше глубочайшее уважение — его благотворительное лечение бедных, как в медицинском, так и в денежном плане.

Бедняки округа Кётен особенно извлекли выгоду из его медицинских навыков и достижений, хотя непрестанных обращений влиятельных и богатых было более чем достаточно, чтобы занять все его время.

Неутомимое внимание, уделяемое им, в частности, младенцу, вызвало пылкую хвалебную речь выдающегося Пешье, который воспользовался возможностью записать особенности, характерные для практики Ганемана. 

Существует мнение, что Ганеман заимствовал свое учение у Парацельса.

Ганеман с этим был не согласен, как видно из следующего отрывка из письма Штапфу от 5 мая 1831 года: 

«Что вы скажете о работе профессора Шульца о гомеобиотической медицине Теофраста Парацельса, которая была опубликована в Берлине (и о которой есть полное сообщение в «Vossische Zeitung», № 92)?

(Полное название: «Гомеобиотическая медицина Теофраста Парацелсуса в сравнении с медициной древних, и источник гомеопатии. К. Х. Шульц, Берлин, 1831 г.»).

По его словам, я позаимствовал свою систему из сочинений этого человека (непонятная тарабарщина), но неправильно понял суть и напортачил. Т.е. Парацельс, говорит он нам, понимал это гораздо лучше.

Никто до сих пор не пытался атаковать гомеопатию с этой стороны – одного этого не хватало».

С литературной точки зрения 1832 год был чрезвычайно важен для гомеопатии.

К этому году относится создание еще одного гомеопатического издания, Allgemeine homoopathische Zeitung, еженедельного журнала по гомеопатии. Первый номер вышел 1 июля 1832 г. Редакторами были доктора Г. В. Гросс из Джатербога; К. Хартманн из Лейпцига и Ф. Руммель из Магдебурга.

Доктор Густав Вильгельм Гросс

Журнал издается до сих пор и всегда был одним из самых важных в истории гомеопатии.

В 1832 году Арнольд опубликовал новое издание французского перевода «Органона» фон Бруннова.

Арнольд в примечании сообщает, что это издание, составленное на основе четвертого немецкого издания, было полностью готово к публикации в 1830 году, но политические проблемы и небольшой успех гомеопатии во Франции помешали его выпуску. Предисловие Бруннова датировано Дрезденом, 80 апреля 1830 года.

В том же 1832 году доктор А .Ж. Л. Журдан сделал еще один французский перевод и Baillière издал его в Париже.

Арнольд упоминает это издание в своей заметке и говорит, что он невиновен в его достоинствах, но отсылает читателя к письму Ганемана, напечатанному на той же странице:

«Я заявляю, что мой друг г-н де Бруннов прекрасно передал текст моего «Органона» и что этот французский перевод — единственный, который я считаю подлинным. Самуэль Ганеман.

Кётен, 10 марта 1832 года».

Эта книга также содержит очерк жизни Ганемана и общее изложение принципов гомеопатии фон Бруннова.

Доктор Журдан опубликовал французское издание «Хронических болезней» в 1832 году в Париже. В том же году доктор Бигель выпустил в Лионе издание, также на французском языке.

Беннингхаузен в Мюнстере опубликовал свой знаменитый реперториум в 1832 году.

В 1832–1837 годах доктор Беллуомини сделал перевод «Хронических болезней» на итальянский язык и опубликовал его в четырех томах в Терамо, Италия.

Доктор К.Г. Пешье из Женевы, о котором пишет Халл, заинтересовался гомеопатией в 1832 году.

Он присутствовал на заседании Центрального Союза в Лейпциге в августе того же года, а затем посетил Ганемана в Кётене. Отчет о собрании общества, а также о визите к Ганеману был представлен им в двух письмах, опубликованных в Bibliothèque Homoeopathique, Vol. 1. 1833.

Это было первое гомеопатическое периодическое издание на французском языке, и доктор Пешье впоследствии стал его редактором.

Доктор Пешье приехал в Кётен примерно в середине августа 1832 года и оставался там некоторое время, изучая новую медицинскую доктрину дома и из уст ее первооткрывателя.

Ниже приводится вольный перевод письма, описывающего этот визит:

«После встречи в Лейпциге многие из приехавших врачей отправились в Кётен, чтобы засвидетельствовать свое почтение Ганеману.

Настал час, когда я смог встретиться с почтенным Ганеманом, и уже один из многочисленных пациентов великого человека, пришедший из его кабинета, сообщил мне, что Ганеман знал о моем приезде и очень хотел меня видеть.

После этих лестных слов я тотчас же приготовился предстать перед ним, однако  пришло сообщение, что его задержат на час пациенты.

Час шел медленно.

Я представился наконец, и старик поспешил ко мне и сжал меня в своих объятиях, называя меня своим сыном, своим дорогим сыном; я, со своей стороны, обратился к нему как к своему отцу и с уважением поцеловал благородную руку, написавшую так много на благо человечества.

Время пролетело быстро, и мы уже беседовали как два друга; я рассказал ему, как узнал о его новой системе и о своих успехах в ее практическом применении, а он изложил мне свои взгляды на хронические заболевания, на метод лечения. их приступы и трудности их лечения, а также то, что некоторые так называемые неизлечимые заболевания не должны так рассматриваться гомеопатом.

Я сказал ему, что я не смог следовать заповеди никогда не повторять одно и то же лекарство и не смог обнаружить в этом вреда; на что он ответил, что опыт заставил его изменить свою систему по этому вопросу и что теперь он согласился на повторение доз, и что он сделал это предметом первой части недавней работы доктора Беннингхаузена, озаглавленной «Алфавитный и систематический перечень действия антипсорических средств».

Уже врачи Лейпцига заявили, что повторение дозы необходимо при лечении хронических заболеваний.

Но он настаивал на небольшом количестве и всегда понимая тонкость и делимость гомеопатических лекарств. Он сказал мне, что часто бывает достаточно понюхать флакон, содержащий лекарство.

Эта способность к тонкому различению очень хорошо обеспечена, и, как хорошо известно, обоняние определенных веществ часто помогало людям избавиться от обмороков и головокружений до тех пор, пока использование нюхательной бутылочки не вошло в привычку общества.

После этого Ганеман проинструктировал меня относительно действия некоторых так  называемых «полихрестов», в которых сочетается действие быстрых и решительных лекарств и антипсорических средств, имеющих очень продолжительное и продолжающееся действие.

Он подтвердил мое мнение, уже сформированное опытом, что антипсорические средства, при правильном применении, быстро помогают при лечении болезней, спустя длительное время после того, как исчезла особая болезнь, при которой их следует назначать; в этом случае они вызывают исчезновение множества симптомов, считающихся в сравнении с более серьезными неважными, и тогда на смену обычному недомоганию приходит сильное и продолжительное состояние здоровья, в то время как происходит небольшое возобновление болезни, по поводу которой обращались к врачу.

Этот долгий и интересный разговор продолжился во время ужина, дружелюбно предложенного и роскошно сервированного двумя дочерьми Ганемана, которые соперничали друг с другом в вежливости и внимании к друзьям своего уважаемого отца.

После того, как эта вечерняя конференция затянулась до поздней ночи, я попросил еще одну на утро, что было любезно удовлетворено. В отеле, где я остановился, было обычным много раз в течение дня слышать топот лошадей по прибытии и отъезде незнакомцев, приезжающих со всех сторон, из-за высокой репутации и успешной практики Ганемана.

В это время в этом отеле большая часть номеров была занята людьми, приехавшими издалека, чтобы проконсультироваться с оракулом гомеопатии; например, я заметил среди прочих датчанина, курземца, венгра, русского и силезца.

Но вернемся к Ганеману: в конце дня я застал его занятым консультацией по поводу ребенка бедной женщины, поскольку бедные были для него тем же, что и те, кто имел богатство; он научил меня, как действовать.

Ганеман пунктуально записывает всю совокупность симптомов или всю группу страданий пациента, включая все конституциональные недуги, ранее проявившиеся у самого пациента,  или любые наследственные дефекты, характерные для его предков.

По завершении записи симптомы заболевания наиболее тщательно классифицируются так, чтобы они соответствовали показаниям к лекарству, которое он считает наиболее подходящим для данного случая; но, придя к этому заключению, он не доверяется своей памяти и не полагается исключительно на свой многолетний опыт, а постоянно держит перед собой «Материю медику» и «Реперториум» Руккерта, из которых он отбирает каждое лекарство, которого требуется в случае. 

Поскольку он следует этим курсом по отношению к каждому пациенту, мы легко можем понять, насколько полностью и непрерывно его время должно быть занято историей его консультаций.

Реестр его консультаций, увеличивающийся с каждым днем, образует в настоящий момент колоссальную медицинскую энциклопедию.

Мы видели на одной из полок библиотеки Ганемана тридцать шесть томов ин-кварто по меньшей мере по 500 страниц каждый, полностью написанных его собственной рукой; а для тех, кому интересно узнать о почерке почтенного восьмидесятилетнего человека, который никогда не пользовался очками, мы можем засвидетельствовать, что письмо столь же тонкое и прекрасное, как миньон Дидо. [Шрифт размером примерно 2,6 мм.]

Но это лишь часть повседневной деятельности этого великого человека; медицинская переписка занимает важное место в его занятиях, и она огромна. 

Сборник полученных им писем, которые сгруппированы в тома, представляет собой немалую компиляцию; и один только репертториум к его письмам, содержащий имена его корреспондентов и даты их посланий, представляет собой огромный том in folio, который находится под наблюдением мисс Ганеман.

Вся эта работа поглощала время нашего Мастера, который сожалел, что ему больше некогда посвящать себя развитию науки; так что он попросил в качестве помощника доктора Леманна, который, вероятно, продолжит начатое лечение пациентов и лишь окажет помощь Ганеману в написании отчетов о результатах; я имел удовольствие пить чай с этим доктором, который заслуживает одновременно доверия Учителя и публики.

Отец гомеопатии владеет в Кётене довольно маленьким домом, который, вероятно, он находит достаточно большим. Дом соединен с очень маленьким садом, полностью огороженным и скрытым от глаз; я констатирую это обстоятельство, потому что участок за этой оградой, длина которого составляет всего двадцать пять футов — это его единственная прогулка, на которой он никогда не снимает халата и тапочек; для него не существует ни праздников, ни воскресений; его пациенты не позволяют ему отличить этот день от других.

Ганеман никогда не наносит визитов, жители Кетена и их соседи, прибегнувшие к его советам, посылают ему отчет о состоянии своих болезней, и он посылает им все необходимое; я знал некоторых людей из Лейпцига, которые искали у него совета для своих родственников и для себя, отправляя за восемь лиг [24 географические мили], разделяющих два пункта, два раза в день отчет экспрессом при острых заболеваниях.

Мне будет позволено заявить, что один из людей, о которых я говорил, г-н советник де Фрейганг, генеральный консул России в Лейпциге, является одним из самых любезных и образованных людей, которых я когда-либо знал, что сделало его прием по отношению ко мне самым любезным и любезным.

Его уважение к Ганеману безгранично; и говорят, что именно его рвению и привязанности последний обязан покровительством герцога Ангальт-Кётена, которому г-н де Фрейганг дал всячески понять, какую славу принесет его имя, так что тот дал заслуженно почетное убежище полезному ученому, которого преследовалти в Лейпциге. Ганеман никогда про это не рассказывал, он слишком скромен, чтобы позволить другим выставлять его заслуги.

В течение многих дней я проводил с Ганеманом пять и шесть часов вечером допоздна, беседуя с ним о его учении и практике, в то время как его любезные дочери расточали свои заботы и внимание, предоставляя прохладительные напитки, закуски и ужины, и с помощью изобилия, деликатности и приятности эта выдающаяся семья оказала свое гостеприимство гостю, приехавшему издалека.

Однажды поздно вечером эта вежливость была направлена на другого швейцарца, доктора Хубера из кантона Цюрих, который приехал в Кётен исключительно для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение Ганеману; встреча двух гельветов, уроженцев двух крайних точек своей страны, достойна памяти: г-н Губер не участвовал в лейпцигском празднике и пробыл в Кётене всего один день.

Однажды вечером моим сотрапезником был русский советник Wraski, который перевел «Органон» на русский язык и после нескольких месяцев пребывания в Германии, откуда он привез полную аптеку, предложил практиковать гомеопатию дома, среди своих соотечественников и соседей. Без сомнения, он оказал им большие услуги.

Здесь я упомяну, что «Органон» уже переведен на пять языков. Я видел копии каждого из этих переводов на столе Ганемана, полностью заставленном книгами, брошюрами и гомеопатическими журналами.

Это, без сомнения, дань уважения изобретателю этой науки, но от нынешнего имени автора каждой работы это бесполезное почтение, потому что у Ганемана нет времени читать ни единой страницы сочинений других, у него не хватает времени даже записывать практические наблюдения, такие драгоценные. 

Я рассказал ему об успехе, которого я достиг при использовании спиртовых растворов Sulphur при многих хронических заболеваниях, особенно при легочном туберкулезе, в 12-й потенции; он казался одновременно удивленным и удовлетворенным и попросил меня сделать это предметом небольших мемуаров для общего пользования. Я заметил ему, что поддержал идею, столь простую и столь богатую по последствиям, содержащуюся в первом томе «Хронических болезней», которая утверждает, что длительные болезни легких не существуют без псорического фона.

Эта мысль поразила его, как и меня, и я не сомневаюсь, что опыт всегда ее оправдает.

Пробыв в Кетене около недели, я боялся злоупотребить добротой моего почтенного господина и подвергать его услужливость слишком большому испытанию своими многочисленными вопросами; поэтому я подумывал покинуть его.

В последний момент, поздно вечером в его доме, произошло повторение выражений уважения и высокой оценки, которые сопровождали мой приезд. Я оставил его с более глубокими знаниями и более впечатленным благоговением, чем когда-либо, и твердо решил приложить все усилия и все рвение к учебе для прогресса в научных достижениях, благодарный за честь так долго наслаждаться его отцовской дружбой».

Затем Пешье дает отчет о книгах, лежащих на столе Ганемана, и об их авторах, о прогрессе гомеопатии и о предстоящем собрании Немецкого общества.

*****

В письме доктору Штапфу, написанном 19 мая 1832 года, Ганеман так упоминает гомеопатию в Америке: 

«Нигде гомеопаты не живут лучше, чем в Северной Америке. Там только свобода. Позавчера ко мне обратился торговец, который был очень хорошо осведомлен и опытен в практике гомеопатии.

Он рассказал мне о большом прогрессе нашего искусства в этой стране, главным образом благодаря трудам доктора Има и двух других в Вифлееме и Назарете (две моравские колонии), из которых я помню имя только одного, доктор Фрайтаг».

В 1829 году любимый племянник Ганемана, доктор Триниус, краткий очерк жизни которого дан в главе о семье Ганемана, написал ему письмо с просьбой порекомендовать подходящего врача-гомеопата для принцессы Марии Вюртембергской. Она находилась под опекой Триниуса в Петербурге, где он был царским врачом. Примерно в это же время она вышла замуж за герцога Саксен-Кобург-Готского и переехала в Кобург.

Триниус сопровождал ее, но был вынужден вернуться в Россию. Ганеман свободно излагает свое мнение относительно этой позиции в следующем письме: 

«Мой дорогой племянник!

Твое поручение показывает твое  доверие ко мне, и это то, чего я хотел заслужить. Тем не менее, поскольку ты не можете осознавать, насколько неизбежны и невыносимы препятствия, клевета и преследования, с которыми настоящий врач-гомеопат в Германии должен столкнуться во всех местах, где он поселяется как незащищенный незнакомец, поэтому совет любому гомеопату сделать такой шаг без поддержки значил бы побудить его навлечь на себя несчастье.

При таких обстоятельствах аллопатические интриги имеют совершенно полную свободу действий под предлогом древнего законного права демонстрировать свою известную злобу против медицинского новатора, который дает свои лекарства своим пациентам; и их поддерживают судьи, чьими медицинскими работниками они являются.

"Что, — говорят, — здесь нужно этому ужасному типу? Он не уполномочен ни государством, ни муниципальными медицинскими властями, да и не может быть уполномочсен, поскольку является обвиняемым гомеопатом. У нас есть власть извращать и искажать старые законы, регулирующие медицинскую практику (хотя они касаются только приготовления аллопатических смесей аптекарями), чтобы они заставляли гомеопата готовить и выдавать пациентам все его простые лекарства только в аптеке, хотя аптекари не понимают, как их готовить.

Чтобы сокрушить ненавистную гомеопатию, которая мешала бы их ростовщическим прибылям, аптекари были бы слишком готовы не добавлять в порошки нужные лекарства или добавлять неправильные лекарства, а поскольку доза настолько мала, это ни когда не будет обнаружено. Но гомеопат, отданный на милость аптекарей и не имеющий права давать своим пациентам собственные лекарства, доводится до бессилия, как художник, лишенный разрешения готовить свои краски, и даже хуже.

И если бы ему удалось преодолеть это затруднение, мы всегда могли бы возбудить против него уголовный процесс в случае смерти одного из его пациентов, потому что он не перенял лечение нашей старой школы. Коварным преследованием крупных пациентов и распространением клеветы на его искусство ему бы настолько надоели, он бы был приведен в такое уныние, что, потеряв свои деньги и здоровье, он устранился бы от своей рактики и избавил бы нас от своего гнусного присутствия, а это именно то, чего мы, доминирующая медицинская гильдия, желаем всем сердцем".

Много перенесено, много есть такого печального опыта, так что ни один истинный гомеопат, который может зарабатывать умеренный доход в своей местности, не будет настолько глуп, чтобы подвергнуть себя такому ощутимому ущербу.

Без специальной лицензии от правящего государя, дающей ему право заниматься своим благотворным искусством, а также готовить и распределять свои собственные лекарства беспрепятственно со стороны медицинских властей, ни один достойный гомеопат, выбранный мной, не согласится или не сможет обосноваться в Кобурге, и притом никогда не раньше того, когда его существование будет обеспечено ежегодным пособием, на которое подписано достаточное количество семей, ибо аллопаты, все без исключения, будут стараться отдалить от него публику самой ужасной клеветой, так что даже самые бедные вряд ли осмелятся переступить его порог, как я знаю по опыту.

Но если правитель страны назначит его обычным врачом и даст ему лицензию, о которой говорилось выше, ему все равно придется подвергнуться серьезным атакам аллопатических интриг; но у него будут гарантированные средства существования, которыми должен обладать каждый истинный врач. 

Я могу только порекомендовать и убедить хорошего гомеопата принять этот пост при условии, что он будет назначен врачом герцога с пожизненным жалованьем и получит лицензию, разрешающую ему свободно практиковать — без препятствий со стороны медицинских властей — в столице и окрестностях ее, с лекарствами, приготовленными им самим.

Если ты чувствуешь расположение еще раз увидеть своего любящего дядюшку перед его уходом с этой земной сцены, то, не колеблясь, отойди немного от этого пути, ради моего спасения. Веря, что ты это сделаешь, я, твой ласковый дядя,

Самуэль Ганеман.

Кётен, 17 сентября 1832 года».

*****

На следующей неделе Ганеман разместил в «Цайтунг» следующее объявление о приеме врача: 

«Разыскивается врач. Ищу врача в соседний город с гарантированной зарплатой в 900 талеров в год.

Он должен быть человеком, получившим ученую степень и имеющим юридическую право практиковать в Пруссии, способный показать себя практикующим гомеопатом, который может стать моим ассистентом.

Бесплатно переписываться со мной может только тот, кто уверен в своих способностях в гомеопатической практике.

Самуэль Ганеман, Хофрат».

Продолжение здесь