Оригинал здесь: https://hpathy.com/organon-philosophy/hahnemann-and-kant-contemporary-masterminds/
(перевод З. Дымент)
Питер Моррелл
https://hpathy.com/wp-content/uploads/2022/09/Peter-Morrell-Pic-NEW-150x150.jpg
Когда д-р Самуэль Ганеман [1755-1843] умер от бронхита в Париже в июле 1843 г., мало кто узнал о его смерти, и на похоронах под проливным дождем на Монмартре присутствовало очень мало людей. На его гробу была сделана надпись: «Non inutilis vixi» — я жил не напрасно.
Следующий краткий отчет призван прояснить и осветить меняющиеся нюансы отношения к гомеопатии, начиная с ее скромных истоков в Саксонии и интеллектуальной среды, создавшей Ганемана, до изменения отношения к гомеопатии в середине 19-го века и до современной эпохи гомеопатии. драматическое возрождение на всех континентах.
После кончины Ганемана многие врачи, должно быть, вздохнули с облегчением, решив, что довольно малопоучительная глава в истории медицины, наконец, подходит к концу. Тем не менее, ганемановская гомеопатическая система медицины стала любимицей светских классов по всей Европе. Как ранее в случае с Месмером, именно Париж дал Ганеману процветающую медицинскую практику и сделал его и его молодую вторую жену богатыми и знаменитыми. Ганеман лечил пациентов из всех социальных слоев, включая скрипача-виртуоза Паганини и некоторых мелких британских аристократов. Хотя он изредка ходил в Оперу со своей модной женой-художницей, в целом он вел тихую, непритязательную жизнь, не замечая удовольствий, предлагаемых в столице «бомонда».
Гомеопатия была подхвачена врачами по всей Европе, экспортировалась в Россию, Индию, Южную Америку и США, где она особенно процветала, став повсеместно излюбленной медицинской системой королевских особ и аристократов. Наряду с другими дополнительными методами лечения гомеопатия снова вернулась на карту медицины; возродившись в общественном интересе, теперь она летает под плюралистическим постмодернистским знаменем, которое бросает вызов укоренившейся редукционистской ортодоксальности медицинского модернизма.
Истоки
В истоках гомеопатии можно увидеть сходство нескольких различных течений и идей. Скромный сын художника-гончара из города фарфора Мейсена, Ганеман страстно предавался экспериментам и занятиям химией, но, в конце концов, отвергнул медицину, которой обучался, как фиктивную, неэффективную и лишенную рациональных принципов. Будучи также одаренным лингвистом, в 1780-х годах, после тяжелых разочарований его первой медицинской практики, он, к счастью, смог вернуться к переводческой работе.
Оставив медицинскую практику и переехав в Дрезден в 1784 году, Ганеман стал официальным переводчиком медицинских и научных текстов Дрезденского экономического общества. Между 1777 и 1805 годами он перевел на немецкий язык более 20 больших текстов с итальянского, латинского, английского и французского языков.
Ганеман был горько разочарован медициной своего времени и решил выяснить основные причины ее ошибок. Переводя тексты, он изучал истории болезни в литературе и собирал доказательства, пытаясь установить некоторые обоснованные принципы действия лекарств. Ганеман прославился обильными учеными сносками и аннотациями, которые он вставлял в свои переводы, что делало их более востребованными, чем оригиналы. Исправляя изложение многочисленных фактов и их интерпретаций, он явно наслаждался тем, что в этой работе мог использовать использовал свои обширные знания. О том, что с течением времени его комментарии они становились все длиннее и спорнее, можно судить по его переводу «Thesaurus Medicaminum» в 1798 году, где он увещевает читателя в предисловии «любезно сжечь эту бесполезную книгу».
От сигнатур к ядам
Как и другие ученые того времени, он надеялся, что в конце концов будут найдены подлинные медицинские принципы. Бесстрашный иконоборец, Ганеман отверг «доктрину сигнатур, потому что она не формировала никакой рациональной основы для выбора лекарств. Эта непререкаемая догма, господствовавшая на протяжении многих столетий, претендовала на то, что форма и цвет растения могут точно выявить его общие терапевтические свойства. Сигнатуры были первой медицинской иконой, которую Ганеман сломал, высмеяв как «нелепую глупость». Дальнейшие исследования вдохновили его на нападки на две другие излюбленные доктрины: смесь лекарств и высокие дозы.
Благодаря чтению, Ганеман вскоре заинтересовался отравлениями, придерживаясь мнения, что токсическое действие лекарства более точно раскрывает его терапевтические свойства. В этом понятии он был близок к точке зрения, выраженной Шекспиром в «Ромео и Джульетте», когда Лоуренс выбрал растение, из которого нужно приготовить снотворное зелье для Джульетты: «В юной кожуре этого маленького цветка обитает яд и целебная сила». Твердо придерживаясь этого принципа, Ганеман вскоре нашел в медицинской литературе множество подтверждений своей идее. Читая литературу не только на шести североевропейских языках, но свободно владея арабским, греческим и ивритом, он вскоре получил доступ к ранее неиспользованным потокам медицинских знаний. Переводя «Материю медику» Уильяма Каллена в 1790 году, Ганеман решил провести эксперимент, исптывая лекарства на себе.
Именно эти легкие самоотравлени лекарствами [прувинги] породили гомеопатию, воплощенную в фразах: «закон подобия» или «подобное должно излечиваться подобным».
Эксперименты с лекарствами
Из-за своего иконоборчества Ганеман должен был пожать горький урожай неприятностей как от аптекарей, так и от других врачей. Его всюду воспринимали как врача-еретика и пресоедовали, поэтому его растущая семья была вынуждена терпеть странствия в течение многих лет. На какое-то время Ганеман поселился в Дрездене, а затем в Лейпциге, получив на недолгий срок должность преподавателя на медицинском факультете университета, но из-за его девиантных взглядов Ганемана уволили: точно также обвинение в «развращении молодежи» внезапно оборвало преподавательскую карьеру Парацельса тремя веками ранее. Эти две жизни имеют много важных сходств.
Испытания лекарств на здоровых, которые можно было бы назвать плоччти первыми испытаниями лекарств, стали краеугольным камнем гомеопатии с самого начала. Конечно, это отражало настойчивое утверждение Ганемана о том, что только с помощью научных экспериментов и массовых испытаний можно окончательно установить истину о природе и действии лекарств на здоровье и болезни. Намеренно отложив в сторону веками укоренившиеся догмы и суеверия в отношении лекарств, отдав предпочтение экспериментально доказуемым фактам, гомеопатия, таким образом, может претендовать на звание первой доказательной системы медицины. Тут также отразтилось воспитание Ганемана, пропитанное всепроникающим духом французского Просвещения.
Несмотря на весь этот рационализм и эмпиризм, нетрудно найти вплетенные в ткань гомеопатии несколько концепций, более близких к романтизму. К ним относятся бесконечно малые дозы, форма витализма [целебная сила природы] и идея о том, что медицинское подобие [similia similibus] всегда восторжествует над противоположностями [contraria contrariis]. Таким образом, у Ганемана мы можем различить явное неприятие укоренившихся догм Клаудиуса Галена [основоположника противоположностей, 2-й век] и склоннеосьт к взглядам клиницистов, таких как Парацельс [1493-1541, старейшина идент подобия]. Опираясь в равной степени на научную и романтическую традиции, Ганеман собрал вместе очень разношерстные концепций и методы, отражающие одержимость конца 1790-х противоречивыми идеями — рационализм Просвещения и эмпиризм экспериментальной науки, столь любимые французами, в сочетании с древними идеями, почти мистическими представлениями о духе мельчайших доз и врожденной целебной силе тела. Такие «туманности», возможно, свидетельствуют о некотором влиянии немецких мыслителей-романтиков, таких как современники Ганемана: Гёте [1749-1832], Кант [1724-1804] и Шиллер [1759-1805].
Смешанные влияния
Ни на кого напрямую не опираясь, Ганеман явно был в гармонии с «духом времени». Многие европейские мыслители все еще были одержимы наукой и концепцией, связанной с Ньютоном и Декартом, утвердающей, что все явления можно каким-то образом объяснить с помощью экспериментов и механистических принципов. Такой редукционистский импульс уже привел к решительному отказу от витализма и органицизма в пользу химии и механики. Тем не менее, с появлением романтизма — контрпросвещения — тлеющее, интенсивное и в основном немецкое неприятие материализма и индустриализма означало возрождение таких пастырских представлений, как святость жизни, всепроникающее присутствие Бога в мире и драгоценное отношение к человеческой жизни. Эти во многом несовместимые мировоззрения жили бок о бок в то время и сохраняются в гомеопатии до сих пор.
Помимо того, что в науке доминировали новаторские ученые-экспериментаторы, такие как Лавуазье, Пристли и Шееле, это был также великий век Уордсворта, Блейка, Байрона и Китса, не говоря уже о Бетховене, Констебле и Тернере. Блейк красноречиво выразил страстное романтическое неприятие машин и Ньютона, написав: «Красногрудая малиновка в клетке приводит в ярость все Небеса». «Клетка» — это «Вселенная как машина» Ньютона. Таким образом, у Ганемана мы можем видеть соединение противоположных элементов философии конца 1790-х годов. Он в значительной степени опирался на обе традиции, явно не одобряя ни одну из них, и, таким образом, сделал гомеопатию амбивалентной по отношению к каждой из них.
Ганеман игнорировал практически все современное ему бурное развитие философии, экономики и политики. Сражения, казалось, бушевали, победители приходили и уходили, целые философии вспыхивали и доживали свой век, а он и глазом не моргнул. Он непоколебимо сосредоточился на своей единственной выбранной задаче, хотя в его время происходили некоторые из самых захватывающих событий истории: походы Наполеона, битву при Лейпциге [1813 г.], американскую революцию [1776 г.], французские революции [1792 г., 1830], а заодно игнорируя философию Канта и Гегеля.
Девятнадцатый век
Вероятно, гомеопатия стала такой захватывающей в 19-м веке, потому что ее восприняли богатые и влиятельные люди. Не будет преувеличением сказать, что она прошла через все европейские королевские и аристократические семьи как лесной пожар, становясь общественным явлением. Гомеопатия стала предпочтительной медицинской системой королей Пруссии и Саксонии, а затем и Вюртенбурга. Эта популярность вскоре распространилась на Австрию [где гомеопатия позже была запрещена], Польшу, Россию и Италию, где она была популярна среди тех богатых англичан, которые отправлялись в Гранд-тур.
Можно проследить, что гомеопатия попала в Англию из Неаполя через доктора Фредерика Х. Ф. Куина (1798-1878) и графа Шрусбери, которые часто посещали Неаполь и привезли с собой гомеопатию в Великобританию в 1820-х годах. Куин впервые столкнулся с гомеопатией через доктора Неккара, австрийского военного врача, в то время проживавшего в Неаполе. Причины популярности гомеопатии среди богатых нетрудно увидеть. По сравнению с варварскими традиционными методами, такими как кровопускание и чистка слабиртельными, это была чрезвычайно мягкая и щадящая система терапии — вода и сахарные пилюли, и она приобрела репутацию эффективной против таких эпидемий, как холера, тиф и скарлатина.
Гомеопатия вскоре стала бельмом на глазу традиционной медицины, которая ее атаковала с неумолимой яростью, но никак не могла остановить распространение этой «медицинской ереси». Это также привело к революции в традиционной медицине, которая, будучи не в состоянии оправдать свои собственные методы, постепенно начала уменьшать дозы используемых лекарств, прекращать непопулярное использование кровопусканий, клизм и блистеринга и использовать более простые лекарства, а не сложные смеси. которые были в моде в 1800 году. К 1900 году все здание традиционной медицины было радикально преобразовано, отчасти благодаря достижениям в науке (в основном, химии лекарств), а отчасти под влиянием постоянной и разъедающей критики альтернативных методов лечения на фоне неэффективности старой медицины и опасности ее рисеованных методов.
Весь 19-й век в медицине линия фронта проходила между «традиционной» и «альтернативной» медициной. Только с политической легитимацией научной медицины в соответствии с Законом о медицине 1858 г. популярные целительные сенкты, наконец, оказались под юридическим давлением, пришли в упадок и казались устаревшими. Став настоящей профессией после 1860 года, медицина закрыла доступ для неквалифицированных людей, и хотя она отказалась полностью объявить шарлатанство вне закона, но решительно подавляла отклонения в своих рядах.
Современное время
Это не значит, что все сектантские целители ушли и на этом история закончилась; отнюдь нет. Гомеопатия, травничество, остеопатия и натуральное лечение просачивались в виде «медицинского подпольного движения», время от времени появляясь из мрака маргинальности, чтобы яростно атаковать ортодоксальность и продолжать привлекать лояльное покровительство королевских особ и аристократов. Несмотря на то, что ортодоксы считали их маргиналами, эти целители продолжали играть некоторую роль на медицинской сцене в 1930-е и 1960-е годы. Хотя интерес к ним, безусловно, снизился, им все же удалось привлечь клиентуру; в Англии гомеопатия пользуется непрерывным королевским покровительством примерно с 1900 года. В конце 1960-х годов, с новым расцветом романтизма, «альтернативы» всех видов снова вошли в моду, и их возрождение казалось обеспеченным. Все эти системы лечения сейчас популярны как никогда раньше, и поэтому наступает век медицинского плюрализма, напоминающий 1840-е годы.
Кажется, что девиантность выполняет полезную функцию во всех профессиях, подставляя карикатурное зеркало перед ортодоксами и, таким образом, через трения порождая импульс к изменениям и инновациям. От соприкосновения со своей противоположностью ортодоксальность подвергается сомнению, вынуждена защищаться и, следовательно, должна черпать вдохновение для перемен и обновления. Это так же верно сегодня, как и в 19-м веке, и, прежде всего, это было доминирующей темой 20-го века. Нынешнее возрождение этих разнообразных систем лечения носит принципиально постмодернистский характер, бросая вызов праву любой фундаменталистской монистической гегемонии утверждать «единую медицинскую истину» или возвышаться над любой другой медицинской модальностью. Плюрализм стал королем, и это вдохновляет на перемены. Как утверждал Аристотель: «Каждый может что-то добавить к истине».
Из-за огромной популярности этих методов лечения современная медицина вынуждена в очередной раз пересмотреть свои собственные принципы и методы, не говоря уже о своей социальной нише, и решить, как лучше приспособиться к этому чужаку. Как в 1840-х, так и в начале 21-го века история повторяется. Как мы сейчас обнаруживаем, серебряная табличка на гробу Ганемана все еще кажется уместной, он «жил не напрасно».
Комментариев нет:
Отправить комментарий