Мой перевод впервые выложен на http://www.kulyk.org/forum/viewtopic.php?t=832
http://medicinegarden.com/homeopathy/Deviance_and_Conformity.html
«Д-р Бернетт покинул университет со строго ортодоксальными медицинскими взглядами», «выучившись у хороших людей и узнав ту истину, что гомеопатия является отрицанием терапии». Это была типичная точка зрения того времени, часто выражаемая с гораздо большей злобностью. Гомеопатия в Великобритании была ограничена рамками более или менее преследуемой секты, активно высмеиваемой в университетах и широко презираемой за их пределами. На ее последователей смотрели как на шарлатанов или чудаков, врачи строго избегали использования ее в своей практике, а в 1850 году она была объявлена незаконной и Британская медицинская ассоциация запретила гомеопатам вступать в свои ряды.
"Профессор анатомии из Глазго в 1873 году умолял своего наиболее перспективного ученика не губить свою жизнь, так как правдой было то, о чем д-р Бернетт сам потом с горечью говорил: «социальное оценка [хирурга] – титул баронета, социальное оценка [практикующих гомеопатию] – клевета и оскорбление». Несмотря на призывы не отказываться от ортодоксальной медицины, д-р Бернетт заявил, что «он не может купить мирских почестей за счет своей совести», но можно легко обнаружить за его добросовестными решениями столь же острое негодование в адрес стоящих у власти. Возможно, из-за его ранних трудностей, в нем развился отчасти дух социального остракизма, с которым он сжился...» [Дж. Кларк, Жизнь и время д-ра Бернетта, 1902].
Видимо, Бернетт хотел подчеркнуть, что заслуженный аллопат становится баронетом, в то время как заслуженный гомеопат получает лишь насмешки своих медицинских коллег. По его мнению, это форма «профессионального самоубийства», если хороший врач становится гомеопатом.
Быть девиантом – значит, вести себя как девиант, игнорировать групповые нормы, а также подвергаться остракизму и маргинализации со стороны группы и ее членов. Одних преследуют за то, что в них легко распознать «чужую идентичность» – набор норм, которые не рассматриваются в качестве приемлемых большинством группы. Например, достаточно пренебрежительно относиться к привычным прическам, одежде или речи (особенно гендерным привычкам), чтобы некоторые люди считали вас «странным» и, соответственно, имеющим «чужую идентичность», несколько отличную от групповой. Тот, кого окрестили «странным», стоит на пути к тому, что будет оценен как девиантный. Процесс девиации, в основном, относится к остракизму, который выделяет еретиков или девиантов. Это меры, направленные на девианта более широкой группой. Быть девиантом, следовательно, означает быть заклейменным как еретик, нежелательный, изгой и как неповинующийся или конфликтующий в некотором роде с групповыми нормами.
Конформность означает склонность строго придерживаться групповых норм общества, группы или движения. Конформисты предпочитают следовать, а не вести. Их часто называют "овцами" или "подхалимами". Они стремятся быть обычными, пассивными и подчинять свою личную волю групповой воле. Конформисты, как правило, легко манипулируют людьми с сильной волей, которые доминируют в таких группах и движениях. Они предпочитают анонимность, а не какие-либо формы личных различий или известности. Они боятся выделяться из группы, и это резко контрастирует с бунтарями и девиантами, которые склонны к судебным спорам и общественному вниманию. Часто психологически застенчивые и робкие, конформисты, как правило, склонны чувствовать себя в абсолютной безопасности и комфортно только тогда, когда смешиваются невидимо с большой группой: им часто не хватает личной уверенности или отличительной самоидентификации. Понимание поведения людей в группах значительно улучшается при некотором знании девиантности и конформности.
Человек проявляет конформность, чтобы чувствовать себя более комфортно и в большей социальной безопасности. Чтобы конформироваться, человек готов отказаться от некоторых аспектов собственной личности и слиться с групповыми нормами. Это подробно надеванию униформы на работе. Другим примером является то, как многие азиатские семьи в Великобритании начали давать своим детям английские имена, например, Давид, Сьюзен и Джон, а не индийские имена. Этот жест можно рассматривать как уступку или жертву, чтобы социум более легко принимал их детей и чтобы они менее легко идентифицировались как азиаты по происхождению. Таким образом, их «чужая идентичности» становится более разбавленной с помощью имени. В результате они сливаются больше и выделяются меньше.
Другим хорошим примером является то, что иммигранты постепенно начинают говорить с региональным акцентом, таким, как шотландский китайский, или азиаты, говорящие с совершенно узнаваемым шотландским акцентом. Они показывают, что перешли к групповым нормам в этих отношениях. Еще большая социальная конформность развивается у второго и третьего поколения первоначальных иммигрантов. Это как если бы «острые углы» нашей личности стали размягчаться и сглаживаться через постоянный контакт с нормами группы.
Конформность и девиация также имеют очень важные функции в поведении групп. Конформность способствует укреплению и поддержания идеологической чистоты и укреплению групповых норм. Это позволяет людям знать, в чем их идентичность, и сделать шаги для ее поддержки. С другой стороны, девиация оспаривает конформность и групповые нормы, толкает к границам, порождает напряженность и постоянно подбрасывает новые идеи и методы для рассмотрения общей группой.
Без девиантов любого рода, чистая и фанатичная форма конформности поработила бы людей в рамках фиксированной и жесткой структуры, которая бы запретила изменение любого рода и в рамках которой люди действуют как клонированные роботы, подчиняющиеся групповым нормам, абсолютно без каких-либо сомнений в идеологии группы. Коммунистические и диктаторские государства действуют подобным образом, и так же поступают некоторые странные религиозные секты. В таких группах люди теряют свою личную идентичность полностью. Такие структуры боятся перемен любого рода, настаивают и насильственно устанавливают обеспечение жесткой конформности; в конечном счете, это приводит к идеологическому застою, бесплодию и вымиранию. Небольшие дозы девиации имеют большое значение для нормального функционирования любой группы. Однако чрезмерное отклонение приводит к делению группы на ряд подгрупп и всеобщему хаосу, так как групповые нормы разбавляются, размываются и забрасываются. Но каждая новая подгруппа должна сформулировать свои отличительные новые нормы. Групповые нормы и конформность к ним являются существенной особенностью функционирования всех групп.
Таким образом, текучее взаимодействие между доминирующей конформностью и девиационным меньшинством является здоровой нормой для любой динамической группы. Группы, таким образом, развиваются во времени и медленно смещаются в своей идеологии из-за меняющихся влияний, действующих как изнутри, так и извне. Для нас важно проследить динамику девиаций и конформности, так как это необходимые составляющие здорового функционирования любой группы. Формирование гомеопатии внутри аллопатии можно рассматривать подобно формированию протестантского христианства в рамках римской Церкви в 1500-х. Эти два события и поведение сторонников в каждом действии имеют много интересных параллелей, а также иллюстрируют практически все, что мы сказали здесь о девиации и конформности в групповой динамике. Религиозное и медицинское сектантство очень схожи.
В случае гомеопатии, все движение началось как медицинская ересь, и, таким образом, как отклонение от принятых медицинских учений (групповых норм) аллопатии. Она началась как полный отказ от принятой медицинской идеологии того времени. К Ганеману отнеслись как к любому другому еретику в истории: насмешки, остракизм и решительное изгнание из группы его медицинских коллег. Он провел остаток своей жизни на задворках медицины как девиантный еретик. Таким образом, некоторое знание социологии девиантности помогает нам понять историю гомеопатии и отношения к Ганеману со стороны его критиков. Это также позволяет нам понять многие взаимодействия между аллопатией и гомеопатией в течение последнего столетия и посмотреть, как они обе влияют друг на друга в той или иной степени, смягчаясь и смешиваясь друг с другом идеологически на протяжении прошедшего времени.
Оторваться от чего-либо, критиковать и отвергать это само по себе, недостаточно, так как идентичность также требуется оперативного создания нового набора норм и убеждений для нового движения. В противном случае есть только дрейф корабля без руля и ветрил в некотором идеологическом Саргассовом море. Уходя от чего-то, надо куда-то отойти от отрицаемого, либо тот час же, либо вскоре. На самом деле, можно утверждать, что мы должны иметь цель, куда идти, еще ПЕРЕД отходом.
Раннюю историю гомеопатии можно рассматривать как серию первых робких движений прочь от аллопатии, а затем все более уверенного и мятежного отказа от аллопатических идей и методов. Очень мало людей отказываются от разрушительных и неприятных отношений, ПРЕЖДЕ чем они найдут что-то лучшее, то есть они не склонны к «отходу», пока они не имеют в голове четкого представления о более привлекательной альтернативе. Но Ганеман поступил по-другому. Он буквально отверг аллопатию, прежде чем что-либо поставил на ее место. Весьма примечательно, что он отказался от аллопатической медицинской практики, не имея альтернативной системы, на которую можно было бы опереться, т.е. оказался без «медицинского предназначения». Все, на что он мог рассчитывать, ограничивалось переводческой работой. Мы можем восхищаться его мужеством в этом, но это также мера его тщеславия и самоопределенности, а также и нетерпимости к тому, что было несовершенной системой. Очень немногие люди обладают таким мужеством, чтобы выделиться из основного течения преднамеренно и столкнуться с насмешками общественности, которые, несомненно, последуют. Ганеман, очевидно, обладал таким мужеством, хотя, в зависимости от точки зрения, можно было бы назвать это формой упрямого высокомерия.
По мере движения по выбранному им пути, он не только преуспел в ковке чего-то совершенно нового, иного и успешного, по сравнению с основными инструментами аллопатии, но также становился все более уверенным, так как рождалась целая новая система. В этом заключалось его предназначение и спасение.
Отношение Ганемана к аллопатии становились все более жестоким, неприятным и ядовитым, вплоть до его переезда в Лейпциг (в 1821 году). После этого у него больше не было реальной необходимости бороться с аллопатией или клеветать на нее. Он больше не должен был никому ничего доказывать, потому что он тогда был уже в высшей степени уверен, что нашел что-то очень важное и успешное, как он сам сказал бы: «фундаментально целительное». С этого момента и далее его цель сместилась от нападок на аллопатию (которые, кажется, исчезают на заднем плане), так как он двигался вперед , уточняя и подтверждая фундаментальные идеологические основы гомеопатии, и все более сосредотачивался на усовершенствовании и очистке своих основных методов и методологии. Отделение от аллопатии, таким образом, стало полным, родилось новое детище, и не существовало пути назад.
Но со всем этим возникло странное новое напряжение, так как Ганеман, с одной стороны, БЫЛ довольно четко еретиком, но в то же время он пытался задушить любые дальнейшие ереси внутри движения, которое он создал. Он неоднократно пытался преуменьшить и устранить любые ереси со стороны своих собственных последователей и отказывал им в свободе, которой он сам обладал, поступать так, как они того пожелают. Действительно, он неоднократно очищал движение от девиантов и подавлял творчество других людей, отказывая им в праве участвовать в развитии ЕГО системы. В самом деле, он действовал очень авторитарным способом, когда говорил: «Следуйте за мной, но следуйте за мной точно». Он, безусловно, хотел, чтобы его последователи не формулировали свои собственные версии гомеопатии, но приняли новые групповые нормы движения точно и беспрекословно, так, чтобы получить точную копию идентичности движения, как он его создал. Это чистый авторитаризм. Итак, с одной стороны, он выступает в качестве творческого еретика и вольнодумца, но, с другой стороны, как глубоко конформистская и авторитарная личность, чувствующая большую ответственность за новое движение, со своей жесткой внутренней ортодоксальностью.
Можно предположить, что ревностные конформисты, которые доминировали в начале движения, как правило, были людьми, которые не имели сильной личной идентичности и поэтому были очень заинтересованы, чтобы получить групповую идентичность и смешаться с ней. Они были скорее пассивными и ненапористыми конформистами, а не волевыми повстанцами: голуби, а не ястребы, ягнята, а не львы.
Эта захватывающая напряженность в отношениях между конформностью и ересью привели к формированию двух противоположных полюсов, или убеждений, внутри движения. Одни всегда были склонны к большему пуританизму, благочестию и фанатизму относительно проложенной линии, другие – к более смелым экспериментам и бунту творческих и изобретательных вольнодумцев. Таким образом, движение часто поляризовалось как два противоборствующих лагеря: те, кто мало сомневался и был готов молчать и ходить по струнке, и те, которые были менее беспрекословны в принятии жестких догм. Эти последние хотели, оставаясь в движении, отстаивать свою собственную индивидуальность и осуществлять свои собственную свободу и творчество как новое поколение гомеопатов. Движение по-прежнему содержит эти два элемента, эти две силы, действующие в противоположных направлениях.
Бернетт, Купер
Сюда же можно отнести многих американских гомеопатов, которые были создателями первой высокой сотенной потенции и новых нозодов. Даже еще ранее, Шретер, Йенихен и фон Беннингхаузен были все мятежниками такого рода, особенно относительно создания и использования высоких потенций. Они выделяются как очень интересные личности именно из-за их неконформности и изобретательности.
Такая же напряженность возникла в 1890-х годах из-за тех, кто выступил за смешанные средства или тканевые соли, и снова, гораздо позже, в 1950 году, из-за радионических гомеопатов, которые использовали биолокационный маятник для изучения болезненных состояний и «поиска лекарства». Купер с его «арборивитальной терапией» и Бах с его «кишечными нозодами», а затем с «цветочными эссенциями», очевидно, также творческие мятежники и вольнодумцы, которые создали свои версии гомеопатии и вызвали некоторые трения внутри движения. Все, что рассматривалось как новое и необычное, как сомнение относительно центральных догм или неопределенный «отход», обычно изображалось как «враг», высмеивалось и получало отпор.
Новые мятежники, как мы называем их, всегда были изобретательными экспериментаторами и новаторами, которые придерживались центральных учений, но обращали внимание на новые события в более широкой области медицины в целом и испытывали что-то новое, что появилось и кажется им полезным. Нозоды, высокие сотенные потенции, изопатия, тканевые солей, комбинированные средства, ольфакция, органные лекарства – все эти методы 1840–90 годов попадают в эту категорию, и были подхвачены, изучены и использованы. Эти мятежники считали новые методы вполне приемлемыми при использовании в меру, в подчинении и в упряжке с основными методами чистой гомеопатии. За исключением комбинированных лекарств, эти методы редко противоречат основным догмам, они были всего лишь вспомогательными методами, которые принесли хорошие клинические результаты некоторым практикам. Большинство из них были сохранены в движении, и многие регулярно используются во всем мире.
Кроме того, власть в гомеопатии принадлежит редакторам журналов, которые контролируют, по сути, все, что печатается по этому вопросу, и решают, какие темы обсуждаются, а какие нет. Они также определяют время выпуска и количество страниц, которые посвящены каждой теме. В этом смысле они, безусловно, осуществляют значительное управление движением. Еще один источник контроля – учителя в колледжах, которые контролируют информационное содержание предмета и его развитие во времени. Власть также находится в руках определенных ключевых фигур, которые доминируют в движении и которых очень уважают за их знания, изобретательность, интеллект и навыки. Это такие люди, как Схолтен, Паскеро, Эйзаяга, Тиммерман, Витулкас
Во-вторых, их интерес также показывает, что гомеопатия, как совокупность идей, должно быть, задела за живое многих врачей того времени, и, должно быть, казалась им привлекательной альтернативой медицинской системой относительно грубой аллопатии, которой их обучали. Они сомневались, конечно, по поводу эффективности малых дозах, но, помимо этого, они должны были считать гомеопатию интересной системой. В противном случае, они были бы совершенно не в состоянии проявить более чем мимолетный интерес к ней.
В-третьих, в отличие от Ганемана, эти другие врачи не формулировали, по собственному желанию, в ходе долгих раздумий и экспериментов, собственную альтернативную систему. Таким образом, по всей вероятности, они были привлечены к гомеопатии по тем же самым причинам, что и Ганеман: потому что она выглядела как хорошая система. Это показывает нам, что многие аллопаты в 1790-х были, вероятно, так же недовольны и разочарованы аллопатией, как Ганеман. Существенное различие, следовательно, между Ганеманом и ими заключалось в том, что он
Как мы уже отмечали ранее, есть много людей, которые недовольны своей участью, но которые, за неимением более привлекательной альтернативы (и из страха перед муками общественных насмешек), остаются с тем, что у них есть, и пытаются сделать лучшее из возможного, даже не обращая внимания на многие неудачи. Это, казалось бы, очень точно описывает общую ситуацию большинства врачей 1780-х годов.
Ганеман по своему характеру совершенно не годился для того, чтобы обманывать своих пациентов и «успокаивать их страхи», когда он хорошо знал, что большая часть предлагаемого лечения бесполезна:
Теория Томаса Куна о научных изменениях (см. Kuhn, 1962, Структура научных революций, Chicago Univ Press) изображает ученых как принципиально жестких, консервативных и догматичных людей, глубоко застрявших в своих теориях и яростно сопротивляющихся изменениям. Они придерживаются своих идей так сильно, как моллюски прикрепляются к скалам. Это Кун называет «нормальной наукой». Затем, периодически, в человеческом знании возникает некоторое особое новое продвижение вперед, и хотя ученые вначале настроены глубоко скептически, новое побеждает и в науке происходит революция. Кун называет это «революционной наукой», а также «парадигмой сдвига". По мнению Куна, Коперник (1473–1543), Галилей, Декарт (1596–1650), Ньютон (1642–1726), Кеплера (1571–1630), Дарвина (1809–82), Мендель (1822–84) и Эйнштейна (1879–1955) привели к серьезным сдвигам парадигмы в науке, между которыми находятся участки «нормальной науки». После такой революции, новая конформность вспыхнет снова, при этом новые догмы утверждаются и наука возвращается к своему «нормальному» периоду. Затем происходит еще одна революция, сопровождаемая новым сдвигом парадигм.
С точки зрения Куна, наука изменяется скачкообразно, а НЕ с помощью частичных и постепенных изменений ситуации посредством непредубежденных прогрессивных открытий. Ученый вовсе не является подвижным и открытым, но обученным, педантичным и жестким, возмущается при изменениях, скептически относится к новым идеям, цепляется за достоверность известной ему структуры и расстается с ней с большим дискомфортом только при сокрушительном давлении. Это его нормальное состояние. Изменение возникает только внезапно и воспринимается болезненно через подавляющее давление массивного нового доказательства. В некоторых отношениях, то, что я пишу здесь о девиантности и конформности, дает некоторые параллели с теорией Куна, хотя есть и очевидные различия.
От защиты меньших доз в целом и меньшего количества лекарств он затем перешел к продвижению идеи о подобии, единственному лекарству и прувингам как надежному основанию для медицинской практики. Как только он набросал полную систему в качестве рабочей альтернативы и удостоверился, что она работает безопасно, надежно и предсказуемо, Ганеман оказался на гораздо более сильной позиции и смог и критиковать аллопатию громче, и содействовать своей собственной системе с большей силой.
У тех аллопатов, которых мы определили как разочарованных в аллопатии подобно самому Ганеману, оказалось еще одно огромное препятствие на их пути, с точки зрения их полного перехода в гомеопатию. Как только гомеопатия стала известна общественности и привлекла насмешки, проявились черты социальной конформности и девиации. Это означало, что врач многое терял, переходя к новой системе, а именно: терял репутацию, получал насмешки от ранее близких друзей и коллег, и, во многих случаях, его изгоняли из медицинских обществ. Гомеопатию быстро запретили в некоторых странах (например, в Австрии). Как сказал Бернетт, их заклеймили как медицинских еретиков, что явилось профессиональным самоубийством. Может ли врач пережить столкновение с такими насмешками и неприятностями? Очевидно, что многие предпочитали не делать этого и либо практиковали в тайне, либо публично отказались поддерживать гомеопатию.
Таким образом, хотя «на бумаге» гомеопатия вполне могла бы появиться как громкая и привлекательная медицинской альтернатива аллопатическим лекарственным назначениям, занятия ею вели к профессиональному дискомфорту и даже вызывали боль. На мой взгляд, из соображений такого рода, эта мощная социальная сила насмешки и девиации была, вероятно, более важным препятствием для врачей в обращении к гомеопатии, чем принятие ими «на бумаге» всех или некоторых из ее основных доктрин. Толчок, казался, был сильнее, чем тяга.
Все в медицине того времени, должно быть, знали, что критика Ганеманом варварских методов аллопатии была совершенно справедлива, оправданна и крепка. Им также должно было быть отчетливо видно, что его альтернативная система, гомеопатия, была прочной, безопасной и мягкой. И все же большинство держалось подальше от занятий ею. Почему? В частности, причиной была их конформность с принятыми учениями и желание «шагать в ногу», а не «стоять в стороне» и сталкиваться с великой болью общественных насмешек и нападок на их целостность. Такие врачи колебались, должно быть, а не присоединиться ли к новому движению. Почему? Потому что все университетские профессора, а также и все ведущие врачи и хирурги, почти в один голос, жестко критиковали систему Ганемана как легкомысленную, неэффективную ерунду, написанную опасным еретиком, «этим новым Теофрастом Парацельсом», как Гете назвал его в 1820 году [см. Hobhouse, 1933, р. 198].
Таким образом, в этом смысле, аллопатия 1900 года была гораздо более рациональной и доброкачественной медицинской системой, чем опасная и разрушительная медицина 1800 года. Только борьба с гомеопатией способствовала этим изменениям. Итак, мы видим своеобразное нарастание напряженности. Во-первых, врачи, которым нравилась гомеопатия, но которые не осмеливались открыто исповедовать ее, опасаясь насмешек и профессионального возмездия (унижений и остракизма). Во-вторых, аллопатия совершила внутри своей системы точно те изменения, которые от нее требовал Ганеман. Таким образом, с одной стороны, аллопаты спокойно приняли некоторые новые идеи Ганемана и действовали в соответствии с ними, а, с другой стороны, они подвергали гомеопатов социальному остракизму и публично их высмеивали. А врачи вообще боялись потерять свой профессиональный статус, если они посмеют принять гомеопатию. Это странное напряжение, которое возникло между двумя системами, охватывает весь 19-ый век. И это напряжение может быть объяснено посредством знания о девиантности и конформности.
Как проницательно заметил д-р Бернетт, велика напряженность между гомеопатией и аллопатией из-за девиации и конформности. Но они также проникают внутрь самой гомеопатии, создавая линию разлома в движении. В любой момент времени любой человек может оказаться на неправильной стороне от этой линии и окажется заклейменным как своего рода девиантный еретик или творческий бунтарь. Мы также рассмотрели некоторые дилеммы, связанные с девиацией и конформностью в самые первые дни движения, и то, каким исключительно храбрым должен был быть аллопат, чтобы перейти к гомеопатической практике перед лицом мощного социального давления, общественных насмешек и часто за счет будущих перспектив карьерного роста. Знания о девиации и конформности значительно способствуют, углубляют и обогащают наше понимание истории гомеопатии, а также поведение в современном мире растущего числа ее практикующих.
Gumpert, 1945, Hahnemann: the Adventurous Career of a Medical Rebel, Fischer, New York
Hobhouse, 1933, Life of Hahnemann
Allport, Gordon, The Nature of Prejudice, Cambridge, Mass Addison Wesley l955. 537pp, 31 Ch's. Prejudgment. In-Groups. Rejection of Out-Groups. Racial and ethnic differences. Victimization. Stereotypes. Scapegoats. Acquiring prejudice demagogy. tolerant Personality. 3rd edition.
Rudoff Alvin, The paths to social deviance and conformity a model of the process, Lewiston,N.Y.Lampeter
Antler, Joyce, THE EDUCATED WOMAN AND PROFESSIONALIZATION: THE STRUGGLE FOR A NEW FEMININE IDENTITY 1890-1920. Garland. 1987. 448 pp. First. edition.
Becker, Howard Saul, OUTSIDERS; STUDIES IN THE SOCIOLOGY OF DEVIANCE London Free Press of Glencoe 1963. "Studies in the Sociology of Deviance"
Becker, Howard S. (ed.), Other Side: Perspectives on Deviance, Free Press (1967) New York, paperback;Sociology
BUCKNER, H. TAYLOR, DEVIANCE, REALITY, AND CHANGE, RANDOM HOUSE 1971. 8VO, 1st EDITION.
Cohen, Albert K., Deviance and Control Englewood Cliffs Prentice-Hall 1966. 120 pages. 9th printing
Dinitz, Simon, Dynes, Russell, and Clarke, Alfred, DEVIANCE: STUDIES IN THE PROCESS OF STIGMATIZATION AND SOCIETAL REACTION Oxford University Press London
DOWNES & ROCK, Understanding deviance:a guide to the sociology of crime & rule breaking Oxford Clarendon 1982, 308pp
Edgerton, Robert B, Deviance: A Cross-Cultural Perspective Menlo Park Cummings Publishing Co. 1976. 133 pages.
Endleman, Robert, Deviance and Psychopathology: The Sociology and Psychology of Outsiders. Malabar, Florida: Krieger, 1990. 2nd printing.
Epstein, Cynthia Fuchs, Woman's Place: Options and LImits in Professional Careers Berkeley University of California. 221 pp. Perspectives on Gender.
Erikson, Kai T, Wayward Puritans: A Study in the Sociology of Deviance. 1966 NY: John Wiley & Sons, Inc. . 228pp. Quality paperback.
Freedman, Jonathan and Doob, Anthony; Deviancy: The Psychology of Being Different NY. Academic Press, 1968, 158 pages. 4th Printing edition.
GOFFMAN, ERVING, STIGMA : NOTES ON THE MANAGEMENT OF SPOILED IDENTITY. NJ PRENTICE HALL 1963. 147PP,
Hills, Stuart L, Demystifying Social Deviance. NY: McGraw-Hill, 1980 210pp. Kelly, Delos H, Deviant Behavior: A Text-Reader in the Sociology of Deviance. 3rd ed. Martin's Press, 1989 Deviant Behavior: A Text-Reader in the Sociology of Deviance. Third Edition. NY: St. . 648pp.
Kiesler, Charles, Conformity, Addison 1970. 1st edition.
Edwin M. Lemert, Human deviance, social problems and social control Prentice Hall Press New Jersey 1972
Edwin Mellen, c1991, Deviance conformity and control in Canadian society edited by Vincent F.Sacco Publisher: Scarborough, Ont. Prentice-Hall Canada c1988
Pfuhl,Erdwin H. & Henry, Stuart, THE DEVIANCE PROCESS. Aldine de Gruyler 1993. 3rd edition, revised.
Rock, Paul, Deviant Behaviour, London: Hutchinson, 1973 Hardcover. 208pp.
Sagarin, Edward, Deviants and Deviance: An Introduction to the Study of Devalued People, NY: Praeger, 1975 and Behavior. 458pp.
Schur, Edwin, The Politics of Deviance: Stigma Contests & the Uses of Power. Englewood: Prentice-Hall, 1980 1st ed.
Simon, David R, Elite Deviance, Second Edition. 1986 and D. Stanley Eitzen. Boston, MA: Allyn and Bacon, Inc. . 290pp.
Simmons, J. L, Deviants. Berkeley, CA: The Glendessary Press, 1969 (1975). 134pp.
Sokoloff, Natalie J., Black Women and White Women in the Professions: Occupational Segregation by Race and Gender, 1960-1980 New York Routledge 1992. 175 pp.
Spitzer, Stephan P. and Norman K. Denzin, The Mental Patient: Studies in the Sociology of Deviance New York, NY McGraw-Hill 1968. 486pp.
Walker, Edward L. Anatomy For Conformity. Englewood: Prentice-Hall, 1962. large paperback
Weiss, Richard M, Managerial Ideology and the Social Control of Deviance in Organization, NY: Praeger, 1986 s. 268pp.
White, Winston. Beyond Conformity. NY: Free Press, 1961 v.g.copy, 1st ed.
Wilson, Paul R.; Braithwaite, John (Editors) TWO FACES OF DEVIANCE St Lucia Queensland, University of Queensland Press, 1978 COMPARES CRIMES OF THE POWERLESS AND POWERFUL. STATES THAT RULE MAKERS ARE THE MOST FLAGRANT RULE BREAKERS IN SOCIETY. INDEXED. 309 PP.
WINSLOW, ROBERT W. AND WINSLOW, VIRGINIA DEVIANT REALITY: ALTERNATIVE WORLD
VIEWS, ALLYN AND BACON, INC (1974) BOSTON 3RD edition.
http://medicinegarden.com/homeopathy/Deviance_and_Conformity.html
О девиантности и конформности в гомеопатии
Питер Моррелл, Стокс колледж, Англия
Преамбула
Это эссе посвящено уместности понимания социологического понятия "девиантность" и "конформность" в качестве основы для получения некоторых значимых идей относительно истории гомеопатии. В частности, мы исследуем следующие вопросы: Ганеман и развитие гомеопатии, реакции аллопатов на это, более поздние бунтари в движении и почему они появились, а также история гомеопатии, рассматриваемая как серия чередующихся фаз ереси и согласия, что похоже на взгляды Куна на революционные изменения в науке. Все это потом связывается в веский метод понимания движения на сегодняшний день.«Д-р Бернетт покинул университет со строго ортодоксальными медицинскими взглядами», «выучившись у хороших людей и узнав ту истину, что гомеопатия является отрицанием терапии». Это была типичная точка зрения того времени, часто выражаемая с гораздо большей злобностью. Гомеопатия в Великобритании была ограничена рамками более или менее преследуемой секты, активно высмеиваемой в университетах и широко презираемой за их пределами. На ее последователей смотрели как на шарлатанов или чудаков, врачи строго избегали использования ее в своей практике, а в 1850 году она была объявлена незаконной и Британская медицинская ассоциация запретила гомеопатам вступать в свои ряды.
"Профессор анатомии из Глазго в 1873 году умолял своего наиболее перспективного ученика не губить свою жизнь, так как правдой было то, о чем д-р Бернетт сам потом с горечью говорил: «социальное оценка [хирурга] – титул баронета, социальное оценка [практикующих гомеопатию] – клевета и оскорбление». Несмотря на призывы не отказываться от ортодоксальной медицины, д-р Бернетт заявил, что «он не может купить мирских почестей за счет своей совести», но можно легко обнаружить за его добросовестными решениями столь же острое негодование в адрес стоящих у власти. Возможно, из-за его ранних трудностей, в нем развился отчасти дух социального остракизма, с которым он сжился...» [Дж. Кларк, Жизнь и время д-ра Бернетта, 1902].
Видимо, Бернетт хотел подчеркнуть, что заслуженный аллопат становится баронетом, в то время как заслуженный гомеопат получает лишь насмешки своих медицинских коллег. По его мнению, это форма «профессионального самоубийства», если хороший врач становится гомеопатом.
Введение
Для целей данной статьи мы будем рассматривать гомеопатию как медицинскую ересь и ее сторонников, следовательно, как социальных девиантов. Ересь или девиация как социальный процесс может быть определен как неспособность человека или группы следовать глубоко традиционным, давно и широко согласованным «групповым нормам» движения (или общества в целом), или прямое отрицание этих норм, умышленно и преднамеренно. Девианты всегда стоят вне основного течения, они являются посторонними из-за своего поведения, убеждений или идентичности. Мы достигаем и воспринимаем идентичность через различные каналы, такие, как одежда, внешний вид, поведение, убеждения, речь, род занятий, интересы и то, каких друзей мы выбираем. Все это аспекты нашей идентичности, как мы сами это видим и как это видно другим.Определение терминов
Девианты социализируются как группы, называемые меньшинствами. Некоторые из них спокойно воспринимаются обществом, хотя большинство подвергается случайным нападкам и суровой критике как нежелательные низшие. Примерами девиантов являются негры, евреи, гомосексуалисты, инвалиды, рыжие, тучные, преступники, левши, великаны и карлики, а также различные сексуальные извращенцы. Можно отметить еще различные религиозно-нонконформистские группы в прошлом, такие, как протестанты в католических странах и католики в протестантских странах, квакеры, методисты, христиане в мусульманских странах, мусульмане в христианских странах, и т.д. Многие из ранних ученых были также девиантами и считались из-за своих убеждений еретиками с точки зрения церкви. Например, Галилей (1564-1642) и Бруно (1548-1600).Быть девиантом – значит, вести себя как девиант, игнорировать групповые нормы, а также подвергаться остракизму и маргинализации со стороны группы и ее членов. Одних преследуют за то, что в них легко распознать «чужую идентичность» – набор норм, которые не рассматриваются в качестве приемлемых большинством группы. Например, достаточно пренебрежительно относиться к привычным прическам, одежде или речи (особенно гендерным привычкам), чтобы некоторые люди считали вас «странным» и, соответственно, имеющим «чужую идентичность», несколько отличную от групповой. Тот, кого окрестили «странным», стоит на пути к тому, что будет оценен как девиантный. Процесс девиации, в основном, относится к остракизму, который выделяет еретиков или девиантов. Это меры, направленные на девианта более широкой группой. Быть девиантом, следовательно, означает быть заклейменным как еретик, нежелательный, изгой и как неповинующийся или конфликтующий в некотором роде с групповыми нормами.
Конформность означает склонность строго придерживаться групповых норм общества, группы или движения. Конформисты предпочитают следовать, а не вести. Их часто называют "овцами" или "подхалимами". Они стремятся быть обычными, пассивными и подчинять свою личную волю групповой воле. Конформисты, как правило, легко манипулируют людьми с сильной волей, которые доминируют в таких группах и движениях. Они предпочитают анонимность, а не какие-либо формы личных различий или известности. Они боятся выделяться из группы, и это резко контрастирует с бунтарями и девиантами, которые склонны к судебным спорам и общественному вниманию. Часто психологически застенчивые и робкие, конформисты, как правило, склонны чувствовать себя в абсолютной безопасности и комфортно только тогда, когда смешиваются невидимо с большой группой: им часто не хватает личной уверенности или отличительной самоидентификации. Понимание поведения людей в группах значительно улучшается при некотором знании девиантности и конформности.
Человек проявляет конформность, чтобы чувствовать себя более комфортно и в большей социальной безопасности. Чтобы конформироваться, человек готов отказаться от некоторых аспектов собственной личности и слиться с групповыми нормами. Это подробно надеванию униформы на работе. Другим примером является то, как многие азиатские семьи в Великобритании начали давать своим детям английские имена, например, Давид, Сьюзен и Джон, а не индийские имена. Этот жест можно рассматривать как уступку или жертву, чтобы социум более легко принимал их детей и чтобы они менее легко идентифицировались как азиаты по происхождению. Таким образом, их «чужая идентичности» становится более разбавленной с помощью имени. В результате они сливаются больше и выделяются меньше.
Другим хорошим примером является то, что иммигранты постепенно начинают говорить с региональным акцентом, таким, как шотландский китайский, или азиаты, говорящие с совершенно узнаваемым шотландским акцентом. Они показывают, что перешли к групповым нормам в этих отношениях. Еще большая социальная конформность развивается у второго и третьего поколения первоначальных иммигрантов. Это как если бы «острые углы» нашей личности стали размягчаться и сглаживаться через постоянный контакт с нормами группы.
Конформность и девиация также имеют очень важные функции в поведении групп. Конформность способствует укреплению и поддержания идеологической чистоты и укреплению групповых норм. Это позволяет людям знать, в чем их идентичность, и сделать шаги для ее поддержки. С другой стороны, девиация оспаривает конформность и групповые нормы, толкает к границам, порождает напряженность и постоянно подбрасывает новые идеи и методы для рассмотрения общей группой.
Таким образом, девиация является важным источником изменений в группе, так как она генерирует новые идеи, часть из которых может быть включена в жесткую структуру, отличную в иных отношениях. В этом смысле, девианты и еретики – всегда очень творческие личности и вольнодумцы, которые подвергают сомнению основы и бросают вызов нормам группы. Это их социальная функция. Все группы нуждаются в девиантах.
Без девиантов любого рода, чистая и фанатичная форма конформности поработила бы людей в рамках фиксированной и жесткой структуры, которая бы запретила изменение любого рода и в рамках которой люди действуют как клонированные роботы, подчиняющиеся групповым нормам, абсолютно без каких-либо сомнений в идеологии группы. Коммунистические и диктаторские государства действуют подобным образом, и так же поступают некоторые странные религиозные секты. В таких группах люди теряют свою личную идентичность полностью. Такие структуры боятся перемен любого рода, настаивают и насильственно устанавливают обеспечение жесткой конформности; в конечном счете, это приводит к идеологическому застою, бесплодию и вымиранию. Небольшие дозы девиации имеют большое значение для нормального функционирования любой группы. Однако чрезмерное отклонение приводит к делению группы на ряд подгрупп и всеобщему хаосу, так как групповые нормы разбавляются, размываются и забрасываются. Но каждая новая подгруппа должна сформулировать свои отличительные новые нормы. Групповые нормы и конформность к ним являются существенной особенностью функционирования всех групп.
Таким образом, текучее взаимодействие между доминирующей конформностью и девиационным меньшинством является здоровой нормой для любой динамической группы. Группы, таким образом, развиваются во времени и медленно смещаются в своей идеологии из-за меняющихся влияний, действующих как изнутри, так и извне. Для нас важно проследить динамику девиаций и конформности, так как это необходимые составляющие здорового функционирования любой группы. Формирование гомеопатии внутри аллопатии можно рассматривать подобно формированию протестантского христианства в рамках римской Церкви в 1500-х. Эти два события и поведение сторонников в каждом действии имеют много интересных параллелей, а также иллюстрируют практически все, что мы сказали здесь о девиации и конформности в групповой динамике. Религиозное и медицинское сектантство очень схожи.
В случае гомеопатии, все движение началось как медицинская ересь, и, таким образом, как отклонение от принятых медицинских учений (групповых норм) аллопатии. Она началась как полный отказ от принятой медицинской идеологии того времени. К Ганеману отнеслись как к любому другому еретику в истории: насмешки, остракизм и решительное изгнание из группы его медицинских коллег. Он провел остаток своей жизни на задворках медицины как девиантный еретик. Таким образом, некоторое знание социологии девиантности помогает нам понять историю гомеопатии и отношения к Ганеману со стороны его критиков. Это также позволяет нам понять многие взаимодействия между аллопатией и гомеопатией в течение последнего столетия и посмотреть, как они обе влияют друг на друга в той или иной степени, смягчаясь и смешиваясь друг с другом идеологически на протяжении прошедшего времени.
Новая идентичность
С самого начала одной из самых насущных проблем Ганемана было создание нового набора идей и методов (идеологии и методологии), а также отказ и освобождение от аллопатии. Первый этап его работы состоял очень четко в комбинации разочарования и отказа от аллопатии и постепенного строительства новой медицинской идентичности или идеологии, которая будет служить в качестве уникальных новых норм для нового медицинского движения.Оторваться от чего-либо, критиковать и отвергать это само по себе, недостаточно, так как идентичность также требуется оперативного создания нового набора норм и убеждений для нового движения. В противном случае есть только дрейф корабля без руля и ветрил в некотором идеологическом Саргассовом море. Уходя от чего-то, надо куда-то отойти от отрицаемого, либо тот час же, либо вскоре. На самом деле, можно утверждать, что мы должны иметь цель, куда идти, еще ПЕРЕД отходом.
Раннюю историю гомеопатии можно рассматривать как серию первых робких движений прочь от аллопатии, а затем все более уверенного и мятежного отказа от аллопатических идей и методов. Очень мало людей отказываются от разрушительных и неприятных отношений, ПРЕЖДЕ чем они найдут что-то лучшее, то есть они не склонны к «отходу», пока они не имеют в голове четкого представления о более привлекательной альтернативе. Но Ганеман поступил по-другому. Он буквально отверг аллопатию, прежде чем что-либо поставил на ее место. Весьма примечательно, что он отказался от аллопатической медицинской практики, не имея альтернативной системы, на которую можно было бы опереться, т.е. оказался без «медицинского предназначения». Все, на что он мог рассчитывать, ограничивалось переводческой работой. Мы можем восхищаться его мужеством в этом, но это также мера его тщеславия и самоопределенности, а также и нетерпимости к тому, что было несовершенной системой. Очень немногие люди обладают таким мужеством, чтобы выделиться из основного течения преднамеренно и столкнуться с насмешками общественности, которые, несомненно, последуют. Ганеман, очевидно, обладал таким мужеством, хотя, в зависимости от точки зрения, можно было бы назвать это формой упрямого высокомерия.
По мере движения по выбранному им пути, он не только преуспел в ковке чего-то совершенно нового, иного и успешного, по сравнению с основными инструментами аллопатии, но также становился все более уверенным, так как рождалась целая новая система. В этом заключалось его предназначение и спасение.
Отношение Ганемана к аллопатии становились все более жестоким, неприятным и ядовитым, вплоть до его переезда в Лейпциг (в 1821 году). После этого у него больше не было реальной необходимости бороться с аллопатией или клеветать на нее. Он больше не должен был никому ничего доказывать, потому что он тогда был уже в высшей степени уверен, что нашел что-то очень важное и успешное, как он сам сказал бы: «фундаментально целительное». С этого момента и далее его цель сместилась от нападок на аллопатию (которые, кажется, исчезают на заднем плане), так как он двигался вперед , уточняя и подтверждая фундаментальные идеологические основы гомеопатии, и все более сосредотачивался на усовершенствовании и очистке своих основных методов и методологии. Отделение от аллопатии, таким образом, стало полным, родилось новое детище, и не существовало пути назад.
Авторитаризм
Ганеман также провел много времени в последние 20 лет своей жизни за изложением и укреплением новой конформности в гомеопатии и пытался погасить любые новые девиации, возникающие в движении. Это стоило ему дорого, так как конформность вскоре превратилась в новую форму догматизма, которая наполнила гомеопатию жесткостью и фанатизмом, без которых она могла бы обойтись. Таким образом, он прошел через серию дальнейших медицинских ересей, продвигая гомеопатию к еще более широкой эмпирической базе (например, миазмы, LM, ольфакция, жидкие дозы). Эти были более широкие идеи и методы, все еще более еретические по сравнению с аллопатией.Но со всем этим возникло странное новое напряжение, так как Ганеман, с одной стороны, БЫЛ довольно четко еретиком, но в то же время он пытался задушить любые дальнейшие ереси внутри движения, которое он создал. Он неоднократно пытался преуменьшить и устранить любые ереси со стороны своих собственных последователей и отказывал им в свободе, которой он сам обладал, поступать так, как они того пожелают. Действительно, он неоднократно очищал движение от девиантов и подавлял творчество других людей, отказывая им в праве участвовать в развитии ЕГО системы. В самом деле, он действовал очень авторитарным способом, когда говорил: «Следуйте за мной, но следуйте за мной точно». Он, безусловно, хотел, чтобы его последователи не формулировали свои собственные версии гомеопатии, но приняли новые групповые нормы движения точно и беспрекословно, так, чтобы получить точную копию идентичности движения, как он его создал. Это чистый авторитаризм. Итак, с одной стороны, он выступает в качестве творческого еретика и вольнодумца, но, с другой стороны, как глубоко конформистская и авторитарная личность, чувствующая большую ответственность за новое движение, со своей жесткой внутренней ортодоксальностью.
Верные конформисты
Напуганные любой мыслью о дальнейшей девиации, те, кого бы мы могли бы назвать «овцами», его самые верные последователи, быстро приобрели групповую идентичность движения и глубокую и сплоченную конформность, ей соответствующую. Вероятно, было очень утешительно для тех первых докторов «держаться вместе». После первоначальной ереси, проявившейся в том, что они стали гомеопатами (и значительного общественного и профессионального дискомфорта, который за этим последовал), эти преданные последователи затем как роботы утверждали новую конформность, новую идентичность, новую ортодоксальность, на основе которых будут оцениваться любые новые девианты, которые могут появиться в гомеопатии, и, если необходимо, они должны быть высмеяны и изгнаны как не-гомеопаты или предатели чистого учения. Именно так и произошло с некоторыми:«... Уважаемый доктор Мориц Мюллер, который отстаивал еретическую доктрину [гомеопатию] благородным образом до тех пор, пока – несколько лет спустя – нетерпеливый мастер изгнал его из своего круга, как псевдо-гомеопата" [Gumpert, 1945, с.185]
Можно предположить, что ревностные конформисты, которые доминировали в начале движения, как правило, были людьми, которые не имели сильной личной идентичности и поэтому были очень заинтересованы, чтобы получить групповую идентичность и смешаться с ней. Они были скорее пассивными и ненапористыми конформистами, а не волевыми повстанцами: голуби, а не ястребы, ягнята, а не львы.
Эта захватывающая напряженность в отношениях между конформностью и ересью привели к формированию двух противоположных полюсов, или убеждений, внутри движения. Одни всегда были склонны к большему пуританизму, благочестию и фанатизму относительно проложенной линии, другие – к более смелым экспериментам и бунту творческих и изобретательных вольнодумцев. Таким образом, движение часто поляризовалось как два противоборствующих лагеря: те, кто мало сомневался и был готов молчать и ходить по струнке, и те, которые были менее беспрекословны в принятии жестких догм. Эти последние хотели, оставаясь в движении, отстаивать свою собственную индивидуальность и осуществлять свои собственную свободу и творчество как новое поколение гомеопатов. Движение по-прежнему содержит эти два элемента, эти две силы, действующие в противоположных направлениях.
В гомеопатии сегодня есть и конформисты, так называемые проганемановцы, и бунтари, которые ставят под сомнение предложенные жесткие догмы и предпочитают более эклектичный и экспериментальный подход, формируют новые, свои собственные идеи, и приходят к знаниям, как сам Ганеман, через свой личный опыт и свободное мышление. Эти последние, как правило, творческие вольнодумцы, которые чувствуют, что их душат ограничения в «получении мудрости», и которые, как правило, презирают догмы и авторитаризм. Как мы уже говорили раньше, быть девиантным – значит бросить вызов или отклонить групповые нормы и принять иную идентичность или набор убеждений, который конфликтует с групповыми. Надеюсь, мы видим, что изначально речь шла о всех гомеопатах, рассматриваемых на фоне аллопатии. Но вскоре «некоторые гомеопаты» стали рассматриваться на фоне «большинства гомеопатов». Эти «более поздние повстанцы», как мы могли бы назвать их, оказались девиантами внутри движения, принявшими иную идентичность и отвергшими некоторые или все групповые нормы более широкого движения в целом.
Такими творческими мятежниками были Кларк,
Новые мятежники
Есть два главных пути, на которых девиация стала важным аспектом в гомеопатии. Первый – жизнь самого Ганемана, как он прожил свою жизнь и как он создал свою систему медицины. Второй – общая история движения и как она развивалась во времени как методика и идеология. Что касается последнего, особое значение имеет периодическое появление новых мятежников внутри движения, что время от времени вызывало колебания обычно спокойной поверхности.Такими творческими мятежниками были Кларк,
Бернетт, Купер
и, в меньшей степени, Скиннер.
Сюда же можно отнести многих американских гомеопатов, которые были создателями первой высокой сотенной потенции и новых нозодов. Даже еще ранее, Шретер, Йенихен и фон Беннингхаузен были все мятежниками такого рода, особенно относительно создания и использования высоких потенций. Они выделяются как очень интересные личности именно из-за их неконформности и изобретательности.
Творческие еретики, эти «новые мятежники» создавали раскол, напряженность и сепаратистские движения в рамках более широкой ткани гомеопатии. Они сохранили основные принципы учения гомеопатии, но придумали свои собственные «дополнения» в виде идей и методов, которые считали полезными и важными расширениями или «периферийными» догмами. Они создали свои собственные версии гомеопатии и тем самым вызвали неодобрение классических догматиков и «овец», например, Даджена и Хьюза.
Такая же напряженность возникла в 1890-х годах из-за тех, кто выступил за смешанные средства или тканевые соли, и снова, гораздо позже, в 1950 году, из-за радионических гомеопатов, которые использовали биолокационный маятник для изучения болезненных состояний и «поиска лекарства». Купер с его «арборивитальной терапией» и Бах с его «кишечными нозодами», а затем с «цветочными эссенциями», очевидно, также творческие мятежники и вольнодумцы, которые создали свои версии гомеопатии и вызвали некоторые трения внутри движения. Все, что рассматривалось как новое и необычное, как сомнение относительно центральных догм или неопределенный «отход», обычно изображалось как «враг», высмеивалось и получало отпор.
Их поведение, как и у самого Ганемана, может, на мой взгляд, лучше быть оценено и понято через знание явления девиации/конформности. Эта тема поднимает еще два аспекта: 1. Маргинализация и лишение прав девиантных еретиков в рамках движения в целом (и их возможное исключение из нее) и 2. Чрезмерный догматизм и пуританство со стороны жестких конформистов, стремящихся восстановить «необговариваемую власть» центральной догмы. Используя морскую аналогию, можно сказать, что передние стараются изо всех сил «раскачивать лодку», а задние пытаются «стабилизировать ее курс». Эти тенденции, которые всплывают повторно в разные времена и в разных местах, и, подобно старым пожарам, которые когда-то утихли, но, периодически возобновляясь, часто вспыхивают с большой страстью, получая новую жизнь и силу.
Новые мятежники, как мы называем их, всегда были изобретательными экспериментаторами и новаторами, которые придерживались центральных учений, но обращали внимание на новые события в более широкой области медицины в целом и испытывали что-то новое, что появилось и кажется им полезным. Нозоды, высокие сотенные потенции, изопатия, тканевые солей, комбинированные средства, ольфакция, органные лекарства – все эти методы 1840–90 годов попадают в эту категорию, и были подхвачены, изучены и использованы. Эти мятежники считали новые методы вполне приемлемыми при использовании в меру, в подчинении и в упряжке с основными методами чистой гомеопатии. За исключением комбинированных лекарств, эти методы редко противоречат основным догмам, они были всего лишь вспомогательными методами, которые принесли хорошие клинические результаты некоторым практикам. Большинство из них были сохранены в движении, и многие регулярно используются во всем мире.
Власть
Кто имеет власть? Человек, который является авторитетом, имеющий знания и навыки, которых никто другой не имеет. Власть находится у лидеров движения, от которого исходят и текут все знания и умения, опыт, авторитет, советы и рекомендации. Ганеман был, конечно, такой «властной фигурой», потому что он открыл и сформулировал гомеопатию исключительно за счет своего мышления и экспериментирования и практически без посторонней помощи. Он держал в своих руках все основные нити и был главным источником всех авторитетных советов и информации по этому вопросу. Человек с властью контролирует движение.Кроме того, власть в гомеопатии принадлежит редакторам журналов, которые контролируют, по сути, все, что печатается по этому вопросу, и решают, какие темы обсуждаются, а какие нет. Они также определяют время выпуска и количество страниц, которые посвящены каждой теме. В этом смысле они, безусловно, осуществляют значительное управление движением. Еще один источник контроля – учителя в колледжах, которые контролируют информационное содержание предмета и его развитие во времени. Власть также находится в руках определенных ключевых фигур, которые доминируют в движении и которых очень уважают за их знания, изобретательность, интеллект и навыки. Это такие люди, как Схолтен, Паскеро, Эйзаяга, Тиммерман, Витулкас
и Шерр. Власть и контроль в основном служат укреплению соответствия с принятым учением и для выявления и отражения девиантных еретиков. Таким образом, власть чистит и очищает движение и сохраняет его идеологический курс.
Ранние врачи
Другие врачи вначале увлеклись Ганеманом и гомеопатией и обратились к новой системе. Почему это произошло? Тот факт, что они проявили некий интерес к гомеопатии вскрывает несколько интересных фактов о медицине того времени. Во-первых, очевидно, что, как и у самого Ганемана, у них зрело некоторое довольно фундаментальное недовольство аллопатической системой, которую они были обучены. Конечно, они бы не проявили интереса к гомеопатии вообще, если бы они были вполне удовлетворены грубой аллопатией 1790-х и ее клиническими результатами. Ганемана можно было бы успешно изобразить как чудака, и его «система» умерла бы очень быстро, как нонсенс.Во-вторых, их интерес также показывает, что гомеопатия, как совокупность идей, должно быть, задела за живое многих врачей того времени, и, должно быть, казалась им привлекательной альтернативой медицинской системой относительно грубой аллопатии, которой их обучали. Они сомневались, конечно, по поводу эффективности малых дозах, но, помимо этого, они должны были считать гомеопатию интересной системой. В противном случае, они были бы совершенно не в состоянии проявить более чем мимолетный интерес к ней.
В-третьих, в отличие от Ганемана, эти другие врачи не формулировали, по собственному желанию, в ходе долгих раздумий и экспериментов, собственную альтернативную систему. Таким образом, по всей вероятности, они были привлечены к гомеопатии по тем же самым причинам, что и Ганеман: потому что она выглядела как хорошая система. Это показывает нам, что многие аллопаты в 1790-х были, вероятно, так же недовольны и разочарованы аллопатией, как Ганеман. Существенное различие, следовательно, между Ганеманом и ими заключалось в том, что он
- полностью отказался от аллопатической практики;
- отступил на резервную позицию – занимался переводами и исследованиями;
- провел множество экспериментов с лекарствами и отравлениями, которые привели его, непреднамеренно и совершенно случайно, к утверждению различных новых и еретических идей о характерных чертах идеальной и по-настоящему целительной медицинской системы.
Ганеман поэтому выделяется из массы как по-настоящему революционный деятель, а не по какой-то другой причине. У него было время и умственные способности, чтобы преследовать свои собственные интересы в области химии и фармакологии. Время, которого другим врачам не хватало. Время, которое он посвящал долгим и трудным размышлениям по этим вопросам. Время, за которое он провел много экспериментов и постепенно сформулировал свою новую систему.
Как мы уже отмечали ранее, есть много людей, которые недовольны своей участью, но которые, за неимением более привлекательной альтернативы (и из страха перед муками общественных насмешек), остаются с тем, что у них есть, и пытаются сделать лучшее из возможного, даже не обращая внимания на многие неудачи. Это, казалось бы, очень точно описывает общую ситуацию большинства врачей 1780-х годов.
Ганеман по своему характеру совершенно не годился для того, чтобы обманывать своих пациентов и «успокаивать их страхи», когда он хорошо знал, что большая часть предлагаемого лечения бесполезна:
"...Он не был более неумелым или глупым, чем другие врачи, ему просто не хватало силы переложить ответственность, которая позволяла им выстоять перед всеми неудачами". [Gumpert, 1945, с.43]Ганеман отличался от других врачей, главным образом, интенсивностью своего недовольства аллопатией и тем, что, случайно, у него было время, ум и склонность к открытию совершенно новых путей.
Томас Кун
Девиантность / конформность, которые мы обсуждаем, вполне можно было бы рассматривать как просто еще один вариант еретической / ортодоксальной «революции» Томаса Куна (род. в 1922 г.). Стоит кратко изложить это, отметив некоторые детали.Теория Томаса Куна о научных изменениях (см. Kuhn, 1962, Структура научных революций, Chicago Univ Press) изображает ученых как принципиально жестких, консервативных и догматичных людей, глубоко застрявших в своих теориях и яростно сопротивляющихся изменениям. Они придерживаются своих идей так сильно, как моллюски прикрепляются к скалам. Это Кун называет «нормальной наукой». Затем, периодически, в человеческом знании возникает некоторое особое новое продвижение вперед, и хотя ученые вначале настроены глубоко скептически, новое побеждает и в науке происходит революция. Кун называет это «революционной наукой», а также «парадигмой сдвига". По мнению Куна, Коперник (1473–1543), Галилей, Декарт (1596–1650), Ньютон (1642–1726), Кеплера (1571–1630), Дарвина (1809–82), Мендель (1822–84) и Эйнштейна (1879–1955) привели к серьезным сдвигам парадигмы в науке, между которыми находятся участки «нормальной науки». После такой революции, новая конформность вспыхнет снова, при этом новые догмы утверждаются и наука возвращается к своему «нормальному» периоду. Затем происходит еще одна революция, сопровождаемая новым сдвигом парадигм.
С точки зрения Куна, наука изменяется скачкообразно, а НЕ с помощью частичных и постепенных изменений ситуации посредством непредубежденных прогрессивных открытий. Ученый вовсе не является подвижным и открытым, но обученным, педантичным и жестким, возмущается при изменениях, скептически относится к новым идеям, цепляется за достоверность известной ему структуры и расстается с ней с большим дискомфортом только при сокрушительном давлении. Это его нормальное состояние. Изменение возникает только внезапно и воспринимается болезненно через подавляющее давление массивного нового доказательства. В некоторых отношениях, то, что я пишу здесь о девиантности и конформности, дает некоторые параллели с теорией Куна, хотя есть и очевидные различия.
Дилемма девиантности и конформности
Ганеман не начинал с совершенно новой системы, разработанной внезапно, в мгновение ока. Он должен был создать ее по частям, мучительно, шаг за шагом. Он начал с глубокого разочарования в аллопатии, а затем совершал более громогласные нападения на ее наиболее варварскую практику. Затем он начал формулировать, в ходе своих собственных исследований и экспериментов, определенные медицинские идеи, или то, что мы сегодня могут рассматривать как «проблески полной системы». Он был в трудном положении, начиная и продолжая с осторожностью, так как ОДНО дело критиковать что-то, но совсем другое – создать и поставить на это место лучшую альтернативу. У него, безусловно, не было альтернативы на начальном этапе, но он довольно скоро сформулировал основные идеи такой альтернативы.От защиты меньших доз в целом и меньшего количества лекарств он затем перешел к продвижению идеи о подобии, единственному лекарству и прувингам как надежному основанию для медицинской практики. Как только он набросал полную систему в качестве рабочей альтернативы и удостоверился, что она работает безопасно, надежно и предсказуемо, Ганеман оказался на гораздо более сильной позиции и смог и критиковать аллопатию громче, и содействовать своей собственной системе с большей силой.
У тех аллопатов, которых мы определили как разочарованных в аллопатии подобно самому Ганеману, оказалось еще одно огромное препятствие на их пути, с точки зрения их полного перехода в гомеопатию. Как только гомеопатия стала известна общественности и привлекла насмешки, проявились черты социальной конформности и девиации. Это означало, что врач многое терял, переходя к новой системе, а именно: терял репутацию, получал насмешки от ранее близких друзей и коллег, и, во многих случаях, его изгоняли из медицинских обществ. Гомеопатию быстро запретили в некоторых странах (например, в Австрии). Как сказал Бернетт, их заклеймили как медицинских еретиков, что явилось профессиональным самоубийством. Может ли врач пережить столкновение с такими насмешками и неприятностями? Очевидно, что многие предпочитали не делать этого и либо практиковали в тайне, либо публично отказались поддерживать гомеопатию.
Таким образом, хотя «на бумаге» гомеопатия вполне могла бы появиться как громкая и привлекательная медицинской альтернатива аллопатическим лекарственным назначениям, занятия ею вели к профессиональному дискомфорту и даже вызывали боль. На мой взгляд, из соображений такого рода, эта мощная социальная сила насмешки и девиации была, вероятно, более важным препятствием для врачей в обращении к гомеопатии, чем принятие ими «на бумаге» всех или некоторых из ее основных доктрин. Толчок, казался, был сильнее, чем тяга.
Все в медицине того времени, должно быть, знали, что критика Ганеманом варварских методов аллопатии была совершенно справедлива, оправданна и крепка. Им также должно было быть отчетливо видно, что его альтернативная система, гомеопатия, была прочной, безопасной и мягкой. И все же большинство держалось подальше от занятий ею. Почему? В частности, причиной была их конформность с принятыми учениями и желание «шагать в ногу», а не «стоять в стороне» и сталкиваться с великой болью общественных насмешек и нападок на их целостность. Такие врачи колебались, должно быть, а не присоединиться ли к новому движению. Почему? Потому что все университетские профессора, а также и все ведущие врачи и хирурги, почти в один голос, жестко критиковали систему Ганемана как легкомысленную, неэффективную ерунду, написанную опасным еретиком, «этим новым Теофрастом Парацельсом», как Гете назвал его в 1820 году [см. Hobhouse, 1933, р. 198].
Изменения, вызванные гомеопатией в аллопатии
Тем не менее, как видно из многих изменений в аллопатической практике с 1800 по 1900 годы, критика Ганемана, должно быть, попала глубоко в сердце аллопатии. Аллопатия со временем уменьшила свои высокие дозы и перешла к более простым смесям препаратов. Она даже приняли многие препараты, прошедшие прувинг, введенные Ганеманом в гомеопатию и регулярно в ней используемые. Это, например, Belladonna, Bryonia и Ipecac. Аллопатия перешла к одному лекарству, а также отказалась к 1900 году от своих самых варварских практик. Разными путями аллопатия крала одежду Ганемана и шла на сближение этих двух сект, так что к 1900 году стало труднее различить их на медицинском рынке. Несомненно, это работало в пользу аллопатов.Таким образом, в этом смысле, аллопатия 1900 года была гораздо более рациональной и доброкачественной медицинской системой, чем опасная и разрушительная медицина 1800 года. Только борьба с гомеопатией способствовала этим изменениям. Итак, мы видим своеобразное нарастание напряженности. Во-первых, врачи, которым нравилась гомеопатия, но которые не осмеливались открыто исповедовать ее, опасаясь насмешек и профессионального возмездия (унижений и остракизма). Во-вторых, аллопатия совершила внутри своей системы точно те изменения, которые от нее требовал Ганеман. Таким образом, с одной стороны, аллопаты спокойно приняли некоторые новые идеи Ганемана и действовали в соответствии с ними, а, с другой стороны, они подвергали гомеопатов социальному остракизму и публично их высмеивали. А врачи вообще боялись потерять свой профессиональный статус, если они посмеют принять гомеопатию. Это странное напряжение, которое возникло между двумя системами, охватывает весь 19-ый век. И это напряжение может быть объяснено посредством знания о девиантности и конформности.
Резюме
Надеюсь, что я показал, что история гомеопатии видела серию чередующихся фаз ереси и конформности, и что даже сегодня движение по-прежнему содержит оба этих элемента в активной форме. По-прежнему вспыхивают споры о новых методах и идеях, которые, кажется, отделяют классиков от «изобретательных повстанцев» в движении.Как проницательно заметил д-р Бернетт, велика напряженность между гомеопатией и аллопатией из-за девиации и конформности. Но они также проникают внутрь самой гомеопатии, создавая линию разлома в движении. В любой момент времени любой человек может оказаться на неправильной стороне от этой линии и окажется заклейменным как своего рода девиантный еретик или творческий бунтарь. Мы также рассмотрели некоторые дилеммы, связанные с девиацией и конформностью в самые первые дни движения, и то, каким исключительно храбрым должен был быть аллопат, чтобы перейти к гомеопатической практике перед лицом мощного социального давления, общественных насмешек и часто за счет будущих перспектив карьерного роста. Знания о девиации и конформности значительно способствуют, углубляют и обогащают наше понимание истории гомеопатии, а также поведение в современном мире растущего числа ее практикующих.
Заключительное сообщение
Прежде всего, вероятно, мы должны понимать, что конформность и девиация являются абсолютно естественными характеристиками группы. Нельзя позволять вырываться вперед одному или другому, доминировать или охватывать группу, так как это приводит к опасности. Чрезмерная конформность приводит к бесплодию и идеологическому параличу, в то время как чрезмерная девиация приводит к фрагментации группы, хаосу и коллапсу с последующим расколом на различные секты и подгруппы, сражающиеся друг с другом. Обе функции необходимы для некоторого баланса группы, чтобы выжить в будущем и вести себя и развиваться здоровой. Конформистам нужно научиться любить девиантов, а девианты должны научиться любить конформистов. И те, и другие должны понимать, что они нужны друг другу, чтобы сохранить группу в движении и не рассориться слишком сильно. Они должны развивать большую терпимость друг к другу ради сплочения, роста и укрепления группы. И я думаю, что это самый большой урок, который гомеопатия может извлечь из собственной истории. Урок, который может привести гомеопатию к гораздо более светлому будущему, чем ее сложное прошлое.
ИСТОЧНИКИ
Hobhouse, 1933, Life of Hahnemann
Allport, Gordon, The Nature of Prejudice, Cambridge, Mass Addison Wesley l955. 537pp, 31 Ch's. Prejudgment. In-Groups. Rejection of Out-Groups. Racial and ethnic differences. Victimization. Stereotypes. Scapegoats. Acquiring prejudice demagogy. tolerant Personality. 3rd edition.
Rudoff Alvin, The paths to social deviance and conformity a model of the process, Lewiston,N.Y.Lampeter
Antler, Joyce, THE EDUCATED WOMAN AND PROFESSIONALIZATION: THE STRUGGLE FOR A NEW FEMININE IDENTITY 1890-1920. Garland. 1987. 448 pp. First. edition.
Becker, Howard Saul, OUTSIDERS; STUDIES IN THE SOCIOLOGY OF DEVIANCE London Free Press of Glencoe 1963. "Studies in the Sociology of Deviance"
Becker, Howard S. (ed.), Other Side: Perspectives on Deviance, Free Press (1967) New York, paperback;Sociology
BUCKNER, H. TAYLOR, DEVIANCE, REALITY, AND CHANGE, RANDOM HOUSE 1971. 8VO, 1st EDITION.
Cohen, Albert K., Deviance and Control Englewood Cliffs Prentice-Hall 1966. 120 pages. 9th printing
Dinitz, Simon, Dynes, Russell, and Clarke, Alfred, DEVIANCE: STUDIES IN THE PROCESS OF STIGMATIZATION AND SOCIETAL REACTION Oxford University Press London
DOWNES & ROCK, Understanding deviance:a guide to the sociology of crime & rule breaking Oxford Clarendon 1982, 308pp
Edgerton, Robert B, Deviance: A Cross-Cultural Perspective Menlo Park Cummings Publishing Co. 1976. 133 pages.
Endleman, Robert, Deviance and Psychopathology: The Sociology and Psychology of Outsiders. Malabar, Florida: Krieger, 1990. 2nd printing.
Epstein, Cynthia Fuchs, Woman's Place: Options and LImits in Professional Careers Berkeley University of California. 221 pp. Perspectives on Gender.
Erikson, Kai T, Wayward Puritans: A Study in the Sociology of Deviance. 1966 NY: John Wiley & Sons, Inc. . 228pp. Quality paperback.
Freedman, Jonathan and Doob, Anthony; Deviancy: The Psychology of Being Different NY. Academic Press, 1968, 158 pages. 4th Printing edition.
GOFFMAN, ERVING, STIGMA : NOTES ON THE MANAGEMENT OF SPOILED IDENTITY. NJ PRENTICE HALL 1963. 147PP,
Hills, Stuart L, Demystifying Social Deviance. NY: McGraw-Hill, 1980 210pp. Kelly, Delos H, Deviant Behavior: A Text-Reader in the Sociology of Deviance. 3rd ed. Martin's Press, 1989 Deviant Behavior: A Text-Reader in the Sociology of Deviance. Third Edition. NY: St. . 648pp.
Kiesler, Charles, Conformity, Addison 1970. 1st edition.
Edwin M. Lemert, Human deviance, social problems and social control Prentice Hall Press New Jersey 1972
Edwin Mellen, c1991, Deviance conformity and control in Canadian society edited by Vincent F.Sacco Publisher: Scarborough, Ont. Prentice-Hall Canada c1988
Pfuhl,Erdwin H. & Henry, Stuart, THE DEVIANCE PROCESS. Aldine de Gruyler 1993. 3rd edition, revised.
Rock, Paul, Deviant Behaviour, London: Hutchinson, 1973 Hardcover. 208pp.
Sagarin, Edward, Deviants and Deviance: An Introduction to the Study of Devalued People, NY: Praeger, 1975 and Behavior. 458pp.
Schur, Edwin, The Politics of Deviance: Stigma Contests & the Uses of Power. Englewood: Prentice-Hall, 1980 1st ed.
Simon, David R, Elite Deviance, Second Edition. 1986 and D. Stanley Eitzen. Boston, MA: Allyn and Bacon, Inc. . 290pp.
Simmons, J. L, Deviants. Berkeley, CA: The Glendessary Press, 1969 (1975). 134pp.
Sokoloff, Natalie J., Black Women and White Women in the Professions: Occupational Segregation by Race and Gender, 1960-1980 New York Routledge 1992. 175 pp.
Spitzer, Stephan P. and Norman K. Denzin, The Mental Patient: Studies in the Sociology of Deviance New York, NY McGraw-Hill 1968. 486pp.
Walker, Edward L. Anatomy For Conformity. Englewood: Prentice-Hall, 1962. large paperback
Weiss, Richard M, Managerial Ideology and the Social Control of Deviance in Organization, NY: Praeger, 1986 s. 268pp.
White, Winston. Beyond Conformity. NY: Free Press, 1961 v.g.copy, 1st ed.
Wilson, Paul R.; Braithwaite, John (Editors) TWO FACES OF DEVIANCE St Lucia Queensland, University of Queensland Press, 1978 COMPARES CRIMES OF THE POWERLESS AND POWERFUL. STATES THAT RULE MAKERS ARE THE MOST FLAGRANT RULE BREAKERS IN SOCIETY. INDEXED. 309 PP.
WINSLOW, ROBERT W. AND WINSLOW, VIRGINIA DEVIANT REALITY: ALTERNATIVE WORLD
VIEWS, ALLYN AND BACON, INC (1974) BOSTON 3RD edition.
Комментариев нет:
Отправить комментарий