| http://www.wholehealthnow.com/homeopathy_pro/wt1.html © Will Тaylor, MD. Перевод З. Дымент Если вы интересуетесь гомеопатией, то наверняка читали или слышали о том, как врач-гомеопат часами выслушивает пациента при взятии случая. При этом сложности возникают у врача и у пациента, но некоторых проблем можно избежать. Знакомьтесь с рекомендациями Уилла Тейлора, известного гомеопата нашего времени. 2001 год Выпуск 1 из серии по анализу случая: Взятие случая. Интервью"Если вся совокупность симптомов, характерных для данного заболевания, или, другими словами, если картина заболевания, какого бы вида оно ни было, точно описана, наиболее трудная часть задачи решена. Врач в таком случае всегда имеет перед собой описание этого заболевания, особенно если это хроническая болезнь, чтобы руководствоваться им при лечении. Он может изучить его со всех сторон и выбрать характерные симптомы, чтобы противопоставить им, или другими словами, всей болезни, очень сходную искусственную патогенную силу в форме гомеопатически выбранного лекарственного вещества, отобранного на основе перечней симптомов всех лекарственных препаратов, чистые воздействия которых были уже установлены…" - Самуил Ганеман, «Органон врачебного искусства», § 104. Непредвзятый наблюдатель <- -> Сигнал распознавания ("Eyes on the Prize"[сфокусируйтесь на положительном результате]) Ганеман говорит нам: У него это так просто звучит! Как мы можем идти вдоль этой узкой линии, оставаясь непредвзятым в нашем взятии случая, и при этом нацелившись на "приз" – выявление совокупности? Я обнаружил, что наиболее полезно непрерывно осознавать очевидное противоречие этих двух ролей, которые мы играем во взятии случая, зная, что часто немого отступая от одной задачи или от другой, я должен принять это со смирением, признавая при этом идеальным отыскание узкой тропинки, которая пробивается через это кажущееся противоречие ролей. Различие острых и хронических случаевМногое из сказанного ниже относится больше к взятию хронического случая. Ганеман напоминает нам (§ 82):
Оценка острого и кажущегося острым заболевания имеет свои собственные особенности во многих отношениях, и я оставлю это для будущей статьи. Непредвзятый наблюдательПусть пациент говоритВозможно, первая директива состоит в том, чтобы позволить пациенту выявить его собственный случай в его собственной манере. Ганеман говорит о том, что "сохраняя молчание, он позволяет им сказать всё, что они имеют сказать, воздерживается от того, чтобы перебивать их" (§ 84). Мое личное мнение об этом таково, что если бы я структурировал интервью, сформулировал вопросы и записал интервью в словах, наиболее значимых для меня, я бы успешно приобрел информацию, но при этом, скорее всего, определил свое собственное гомеопатическое лекарство, а не то, что необходимо моим пациентам.Возможно, пациент описывает текущую головную боль. Я могу почувствовать себя умирающим, чтобы понять, уменьшается или усиливается она под давлением, под воздействием тепла, при надоедливом свете или движении и т.д. Я могу легко прервать, чтобы спросить об этом, или воспользоваться короткой паузой, чтобы расспросить менее навязчиво. Но если бы я вместо этого продолжал слушать, чтобы позволить пациенту раскрутить его собственное повествование, я, может быть, несколько удивился бы, услышав, как они, соскользнув в сторону, говорят о своих отношениях с коллегой, и их мысли о том, чтобы сменить карьеру. Итак, есть некоторая логика в мозгу моего пациента, который связывает эти вещи вместе – некоторые богатства на территории пациента, которые я бы полностью пропустил, для того чтобы получить информацию о некоторых модальностях, к которым я могу всегда вернуться. Что более интересно, более характерно для дисгармонии этого индивидуального пациента? Модальности, про которые думаю, что должен их знать, или история, пор которую пациент думает, что он должен рассказать ее мне? Во многом именно по этой причине я не использую опросников по истории болезни или обзора медицинских записей до первого интервью. Я не хочу, чтобы пациент предположил, что я знаю о нем что-то до интервью, и, следовательно, считаю, что они постараются ничего не упустить. Я хочу услышать их историю. Пожилая женщина консультировалась со мной на первом визите и потратила все два часа интервью, говоря, казалось, обо всем, кроме себя. Почему ее муж должен меня увидеть, и ее дочь, и что ошибочно в традиционной медицине, и так далее и тому подобное в течение двух часов, без каких либо моих направляющих вопросов. Несколько раз мне удавалось вставить свои пять копеек, но она искусно соскальзывала с вопросов о себе на другие темы. Все это время она одергивала вытянутый свитер типа водолазки, в который была одета. В конце интервью я даже не имел представления о жалобах. Когда я сидел после этого, жалея себя за то, что ничего не назначил, при этом оправдываясь тем, что случай бедный, и расстраиваясь из-за препятствий для получения ясного случая – я вдруг понял, что на самом деле это был великий случай, с которым я столкнулся: Болтливость, Желание спрятаться, и Не может выносить жесткую одежду на шее. Если бы это была змея, она бы укусила меня! Я отправил ее дозу Lachesis, и увидел ее через 4 недели, когда она сообщила мне, что ей "на 100 % лучше". Она сидела молча и ожидала моего ответа. Я попросил ее позвонить мне, если это когда-нибудь вернется и попросил ее не говорить мне, почему она обратилась ко мне за консультацией! Мой секретарь периодически проверял ее по телефону, а два года спустя, когда мое любопытство, наконец, превзошло мое ощущение тайны и интриги, я попросил ее прислать мне ее медицинские записи. У нее была ревматическая полимиалгия, аутоиммунный воспалительный полиартрит, который сейчас протекает бессимптомно, лабораторные тесты вернулись к норме, и она оказалась от всех аллопатических лекарств после своего первого визита ко мне. Если бы я получил "хорошую" историю болезни, структурировал ее для получения полного описания симптомов, модальностей, ощущения, и т. д. и т. п., я, возможно, нашел бы simillimum в ее случае. Однако, позволяя ей ткать свою собственную историю, я получил поразительно ясную картину лекарства и, возможно, даже более отчетливую, чем я имел бы, если бы добивался той информации, которую считал необходимой. НаблюдатьБольшая часть истории случая рассказывается между словами преподнесенной истории. Некоторые пациенты отбарабанят бессвязно двухчасовое повествование, как в примере выше. Другие предоставят тщательно организованную хронологию событий с точными датами и измерениями. Некоторые кратко упомянут о своих жалобах, спросят, что в таких случаях предлагает гомеопатия и ждут ответа. Важно отразить не только "то, что они говорят мне", но и "как они мне об этом говорят?" и "почему они мне это говорят, как и что?" Кроме содержания, мы должны наблюдать за контекстом, подачей и эмоциональным состоянием.У меня была возлюбленная, еще в колледже, которая, как я думал, была безумно влюблена в меня. Когда мы разговаривали, она всегда наклонялась вперед, ее лицо было возле моего. Оказывается, она была близорука. А пациент, который придвигает стул близко к вашему в просторной консультационной комнате? Они хотят войти в контакт или же они забыли свои очки? Далее, слишком легко спроектировать интерпретацию наших наблюдений. Мне нравятся последние строки Джонатана Шора на эту тему – как бы вы описали индивидуума человеку, который должен встретить его или ее на железнодорожном вокзале? Особенности, а не толкования. Каков характер описания ситуации пациентом? Теоретизируют ли они о происхождении своих симптомов? Или как попугай повторяют за теми, кто ими занимался, или за авторами книг по самопомощи? Является ли их повествование чрезмерно критичным по отношению к тем, кто их ранее лечил? Или возвеличивают имена выдающихся хирургов Балтимора, которые делали операцию на их желчном пузыре? Я помню случай, когда, в конце 90 минут, почувствовал себя совершенно сбитым с толку. «Это было так, а, нет, на самом деле, это было так. Или так. И – ничего не помогало, но от этого стало лучше. Или, может быть, хуже. Но обычно лучше». Не было ничего полезного в содержании всего случая! Но что там было, так это чрезвычайно полезный контекст. Описание предоставления истории – [ОБЩИЕ – ПРОТИВОРЕЧИЕ и переменное состояние] и [ПСИХИКА – КАПРИЗНОСТЬ] – именно описание предоставления истории снабдило меня сутью случая. Наблюдение физических особенностей требует такого же внимания. Можем ли мы описать выражение лица с детализацией, необходимой для отыскания этого человека на железнодорожной станции? Даже такие простые вещи, как сыпь, – вместо того, чтобы описать это как "экзема", что является интерпретирующим утверждением и сразу же добавляет спекуляцию относительно описания и потерю деталей, – получат выгоду от описания, которое позволяет восстановить картину сыпи с помощью образа. Случающиеся паузыЕсть разные причины, отчего возникают паузы во время интервью. Эти паузы могут казаться некомфортными. Они могут казаться неплодотворными и вызывающими раздражение. Тем не менее, они могут оказаться наиболее продуктивным элементом интервью. Спрашивает ли пациент о структуре ("Что еще нужно знать?"), какое направлении выбирает пациента спонтанно, когда повествование возобновляется после паузы? Не стремитесь закрыть паузы вопросами, которые могут перенаправить интервью; позвольте пациенту вывести вас из них.Ожидание в течение затянувшейся паузы является тем, что многие из нас должны практиковать. Наступает момент, когда мы начинаем чувствовать неловкость, начинаем стесняться (пациента? себя?). Однако ожидание с целью увидеть, когда пациент решит выйти из затянувшейся паузы, может быть очень плодотворным. Даже "Ну, это об этом" или "Что еще вам нужно знать?" может предоставить нам глубокое проникновение в случай. Часто после продолжительной паузы – когда пациент исчерпал историю, он готов дать подготовиться вам, рассказав вам то, что, по его мнению, вы хотели узнать, – они становятся спонтанными и знакомят с тем, что действительно существенно для них. Прозрачные ответыНаиболее эффективные ответы, из тех, что мы можем получить во время интервью, часто те, в которых мы остаемся относительно прозрачными и позволяем нашим пациентам сохранять направление процесса. Пациент может задать нам прямой вопрос – например: "Так что вы думаете об этом?" или "Что еще Вам нужно знать?" – для которого молчание не подходит, возможно, они тогда подумают, что мы на самом деле спим! Ответ типа "о", или "ну, скажите мне больше", или "что вы считаете важным, чтобы я услышал?" могут вернуть их обратно к разработке и расширению этой темы. Просматривая свои видеозаписи, я вижу, что мой обычный ответ содержит простые слова раздумья, такие как:[Пациент] "Я действительно не люблю ездить по мостам». [Я] "Мосты?" Более подробный ответ – например: "Почему ты не любишь мосты?" - Может увести интервью от того, что пациент должен рассказать мне. Например, если бы я ответил: "Почему ты не любишь мосты?", я мог бы получить бесполезные интеллектуальные объяснения, такие как: "Ну, я прекрасно знаю, что это действительно глупо", в то время как простой вопрос, "Мосты?", мог привести к гораздо более спонтанному, более полезному ответу, такому как "Да, мосты. И опоздание – да, опоздание – среди вещей, которые я не люблю». Время для ответов на вопросыУ пациентов часто возникают вопросы, на которые они хотят получить ответы. О гомеопатии, о развитии и практической пригодности, о множестве дополнений, которые внесены в систему, о названии их болезни и т.д. Они часто засыпают такими вопросами в начальном интервью.Я сообщаю людям с самого начала, что соберу все их вопросы и отвечу на них все позже, на втором или специальном визите, устроенном для углубления образования пациента. Когда возникают вопросы в ходе первого интервью, я к ним не отношусь как к вопросам, которые требуют ответа сейчас, но скорее так, что это выражения пациента, которые могут привести к моему пониманию случая. Например, пациент может чувствовать в себе укоренившуюся мысль, что у него "хронический дрожжевой синдром", и задавать многочисленные вопросы об этом: что вы думаете насчет этого симптома, как гомеопатия с ним справляется и т. д. Возможно, эти вопросы и заслуживают того, чтобы к ним обратиться, но не в первом интервью. Вернитесь к ним позже, – я собираюсь вернуться у ним на втором визите – но слушайте их сейчас как выражения пациента, настолько же ценные, как и выражение любого другого симптома в случае. Является ли сосредоточенность на "дрожжевом синдроме" доказательством теоретизирования? Впечатлительности? Тревоги о здоровье? Продолжающееся слушание может это прояснить. Избегайте прогнозов, предположений, спекуляцииЯ вспоминаю утверждение Джонатана Шора, что есть две проблемы, с которыми можно столкнуться при взятии случая: во-первых, когда вы слышите, как произносите «нет», а во-вторых, когда вы слышите, как произносите «да". В то время, когда мы думаем, что понимаем нашего пациента, – когда мы думаем, что можем положиться на свой опыт, – могут быть очень опасные пункты непонимания во взятии случая: именно здесь мы можем слишком легко почувствовать, что мы уже выслушали и перейти к рассуждениям, предположениям или произвести собственную интерпретацию случая.Пациент говорит вам, что он боится летать на самолетах Вы можете записать это и почувствуете, что готовы двигаться дальше, но в самом ли деле вы поняли этот симптом? Вы слышите "страх высоты"? Или "страх замкнутого места"? Или "страх потерять самообладание"? А как на счет "невозможно получить достаточное количество кислорода, воздух там разрежен, у меня от этого почти удушье", как недавно один пациент разъяснил такой страх мне? Рассуждений, предположений или прогнозов на основе собственного опыта будет не достаточно, чтобы сделать правильное заключение в такой ситуации. История с насилием – очень трудная тема в отношении прогнозов и спекуляций. Практикующие, у которых были истории с насилием, а также те, у кого таких случаев не было, – все имеют свои собственные кнопки, на которые нажимают, когда такой случай встречается. Можем ли мы это услышать в случае и почувствовать, что мы понимаем "болезни от насилия"? Я предполагаю, что нет. "Болезни от насилия" представляется мне, скорее, как "Болезни от того, что высокое здание рушится на вас", я был бы более заинтригован человеком, который бы испытал насилие без последствий. Таким образом, возникает вопрос (если объяснение не следует спонтанно): "Если вы и я должны были бы написать книгу о насилии, мы могли бы заполнить сотни страниц о том, что плохо. А что бы вы разместили на первой странице?" Избегайте предвзятого мнения о топологии дисгармонииМы никогда не знаем заранее, каким образом или в какой форме кристаллизуется характеристическая совокупность симптомов. Одним из больших препятствий при эффективном взятии случая является подход к случаю с ожиданием, что характеристическая совокупность будет присутствовать в каком –то определенном образе: например, ожидать, что она будет неизменно лучше проявляться в ментальной/эмоциональной картине, или в особенной физической патологии; или в ключевых симптомах, или в гештальт-образе "сущности» лекарства".Для меня весьма спорна позиция людей, которые позиционируют себя как предписывающие лекарство "по ключевым симптомам", или "по сущности," или "по психическим/эмоциональным симптомам", и чувствую, что такой односторонний подход к взятию случая может только ограничить действительно гибкий и творческий подход к взятию случая и к его анализу. Гибкий, надежный и творческий подход к взятию случая и его анализу требуют позволить вашему пациенту доставить вас туда, куда он должен идти, вместо того, чтобы заставить вашего пациента соответствовать предвзятому шаблону, определяющему форму, в которой вы ожидаете увидеть появление его дисгармонии. Говоря так, я также считаю, что мы можем многое узнать от тех, кто выступает за "специализацию" в таких подходах, но только тогда, когда мы делаем это для расширения, а не ограничения интервью. Я видел случай, в котором Нандита Шах – из бомбейской школы, связанной с Раджаном Шанкараном – делал назначение в хроническом случае, руководствуясь, главным образом, ощущениями и модальностями кашля. Именно способность идентифицировать, творчески и гибко, характерные особенности случая, определяет действительно эффективного гомеопата. Последующий анализМы требуем от себя решения множественной задачи на беспрецедентном уровне, когда пытаемся сделать назначение в хроническом случае при завершении первого собеседования. Хотя это возможно – и, чаще всего, необходимо - в случаях острых заболеваний, мне кажется это совершенно необоснованным при лечении большинства случаев хронических заболеваний. Я организую второй визит в срок от нескольких дней до одной недели после первой консультации, во время которого я предлагаю лекарство, и, таким образом, после первого интервью у меня есть время для более глубокого изучения случая. Ожидать назначения в конце первого собеседования – это либо требовать от себя предписывать "интуитивно" (задача, на которую, согласно Джеймсу Тайлеру Кенту и Эрнесту Фаррингтону потребуется 30 лет тщательного опыта взятия случая и его анализа), либо отвлечь себя от непредвзятого взятия случая, анализируя его одновременно с самим интервью.Очевидно, что, по всей видимости, будут исключения – иногда Бог и Ганеман сотрудничают, чтобы послать нам случай, который кричит нам о simillimum безошибочным образом. Однако у меня было достаточно таких случаев, которые кричали мне «Sepia», а в действительности оказались Trillium (например), чтобы убедить меня, что даже такие «очевидные» случаи заслуживают формального анализа, и суть первоначального визита в таком непредвзятом взятии случая, насколько это возможно. Продолжение здесь: https://dymentz.blogspot.com/2015/05/2.html А вы можете заказать у мня статью или перевод, обратившись на почту dymentz@list.ru или на мой аккаунт на ФБ https://www.facebook.com/zoya.diment.3/ |
Комментариев нет:
Отправить комментарий