Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt
Глава 76 здесь.
(Перевод З. Дымент)
Глава 77. Скромность Ганемана в отношении почетной таблички. — Последняя болезнь и смерть
В 1841 году двое поклонников Ганемана, г-н Уильям Лиф из Лондона и г-н Франсуа Арль из Лиона, Франция, пожелали разместить надпись на доме в Мейсена, в котором родился Ганеман.
Ниже приводится копия латинской надписи, подготовленной этими джентльменами, вместе с письмом Ганемана, написанным по-французски относительно нее (Составитель благодарен доктору Дж. Х. Макклелланду из Питтсбурга, штат Пенсильвания, за копию надписи и письмо. Оригинал письма Ганемана принадлежит доктору Макклелланду.)
"Chr. Fr. Samueli Hahnemann, canditori (Antimdo Emendatori) Medicinae vera celeberrimo immortali artis medendi Homoeopathicae auctori ijusque primo professori, aegrorum praesidio firmissimo summo saxonum decori. Hoc patria domo monumentum Guilielmus Leaf, Londinensis, grati piique cultores posuerunt anno MDCCCXLII."
(Хр. Фр. Самуэль Ганеман, кандидат (Antimdo Emendator) истинной медицины, самый известный бессмертный автор и первый профессор искусства гомеопатического лечения, самый стойкий защитник больных, высшая гордость Са5ксонии. В этой стране в этом доме памятник был установлен Уильямом Лифом из Лондона и благодарными и благочестивыми поклонниками в 1842 году».
В оригинале, отправленном Ганеману, вместо слова conditori использовалось слово emendatori. [Вместо основатель стояло редактор]. Как будет видно из письма, Ганеману это не понравилось. Оригинал следующего письма написан по-французски и, как обычно, почерк Ганемана настолько тонкий и точный, что напоминает надпись на медной пластине.
«Париж, 11 декабря 1841 г.,
Дорогой Доктор и Друг!
Я получил все ваши любезные письма, за что сердечно благодарю вас, а также за вашу добрую дружбу, на которую я отвечаю взаимностью.
Доктор Шуберт из Лейпцига написал мне, что г-н Лиф и г-н Арль намерены разместить надпись на доме, в котором я родился в Мейсене.
Он шлет мне копию, чтобы я мог исправить все, что сочту неправильным.
Хотя я осознаю ничтожность моей личной ценности, я должен заявить от имени гомеопатии, что совершенно ложное выражение emendatori должно быть заменено выражением conditori. Необходимо разорвать всякий союз с ложью. Г-н Шуберт пишет мне, чтобы адресовать это исправление вам, чтобы как следует изложить это мистеру Лифу, что я и делаю, обнимая вас.
Желаю Вам здоровья и успехов,
Самуэль Ганеман»
Доктор Блэк из Англии в своем обращении к Британскому гомеопатическому конгрессу, состоявшемуся в 1872 году, сказал:
«Я знал Ганемана за год до его смерти, но возраст сказался на его фигуре и большом интеллекте; но он оставил нетронутым его энтузиазм и желание работать. Когда он попрощался со мной, он, обняв меня, сказал:
"Работай, работай, и добрый Бог благословит тебя"».
Здесь можно упомянуть, что Ганемана во время его жизни в Париже посещали некоторые известные врачи-аллопаты.
Доктор Валентин Мотт из Нью-Йорка, знаменитый хирург, посетил его и после возвращения сказал:
«Ганеман — один из наиболее опытных и научных врачей современности».
Но дни празднований, праздников и встреч с великими людьми, которыми была наполнена жизнь Ганемана в Париже, теперь подходили к концу. Он, который десять лет назад в Германии говорил о себе как о находящемся на краю могилы, теперь был очень старым человеком.
Мы почти подошли к концу истории этой великолепной жизни. От лишений, суда, клеветы; из мира Кётена; от выдающихся почестей Парижа обратимся к смерти спокойной и достойной, достойной во всех отношениях жизни.
В течение предыдущих десяти лет Ганеман каждую весну страдал от очень старого заболевания — катара бронхов.
В апреле 1843 года он снова заболел этой болезнью и сразу тяжело заболел. Он, как обычно, прописывал себе лекарства, а когда стал слишком слаб, чтобы это делать, порекомендовал лекарства, которые должны были использовать его жена и доктор Чатран.
Терпеливо он переносил тяжелые пароксизмы затрудненного дыхания, свойственные его болезни, до последнего проявляя тот кроткий дух благоговения перед Богом, который характеризовал всю его жизнь. Конец наступил рано утром в воскресенье, 2 июля 1843 года.
Яр в письме в «Allgemeine Zeitung» два дня спустя пишет:
«ГАНЕМАН УМЕР!
Около 15 апреля он заболел болезнью, которая обычно нападала на него весной, бронхиальным катаром, и она настолько овладела им, что его жена никого не позвала.
Несколько раз распространялось сообщение о его смерти; однако это было неверно. Я собирался позвонить сам, когда получил записку от мадам Ганеман, умоляющую меня приехать в тот же день.
Я сразу же пошел, и меня впустили в спальню Ганемана. Теперь подумайте об этом зрелище: вместо того, чтобы увидеть Ганемана, дорогого, дружелюбного старика, улыбающегося приветственно, я нашел его жену, растянувшуюся на кровати в слезах, а его, холодного и окоченевшего, лежащего рядом с ней, перешедшего пять часов назад в ту жизнь, где нет борьбы, болезней и смерти.
Да, дорогие друзья, ход жизни нашего почтенного отца Ганемана закончился; заболевание грудной клетки после шестинедельной болезни освободило его уставший дух.
Его умственные способности оставались нетронутыми до последнего момента, и хотя голос его становился все более и более неразборчивым, все же его обрывки слов свидетельствовали о сохраняющейся ясности его ума и о спокойствии, с которым он предчувствовал свой приближающийся конец.
В самом начале своей болезни он сказал окружающим, что это будет его последняя болезнь, так как его тело изношено. Сначала он лечился сам и незадолго до смерти высказывал свое мнение относительно лекарств, рекомендованных его женой и неким доктором Чатраном. По-настоящему он страдал только под конец от усиливающегося стеснения в груди.
Когда после одного такого приступа его жена сказала:
«Провидение, несомненно, обязано освободить тебя от всех страданий, поскольку тв помог столь многим другим и претерпели столько невзгод в своей трудной жизни», он ответил: «Почему я должен ожидать освобождения от страданий? Каждый в этом мире действует согласно дарам и силам, которые он получил от Провидения, и в той или иной степени слова используются только перед судом человека, а не перед судом Провидения. Провидение мне ничего не должно. Я многим обязан. Да, всем».
Глубокую скорбь по поводу этой великой утраты испытывают здесь все его последователи. Все проливали слезы благодарности и привязанности к нему. Но потерю тех, кто имел счастье наслаждаться дружбой и привязанностью этого великого человека, могут оценить только по те, кто знал его в домашнем кругу, особенно в последние годы его жизни.
Сам он, когда его не преследовали другие, был не только добрым, но простодушным и доброжелательным человеком, который никогда не был более счастлив, чем среди друзей, которым он мог безоговорочно открыть свое сердце. Что ж, он благородно прошел и славно завершил свой трудный и зачастую болезненный путь. Sit ei terra levis».
Доктор Халл объявил о смерти Ганемана в журнале Homoeopathic Examiner за сентябрь 1843 г.:
«Это впечатляющее событие произошло второго июля, после длительного бронхиального катара. Заболевание началось двенадцатого апреля, через два дня после того, как он отпраздновал свой восемьдесят седьмой день рождения в отличном здоровье и духе.
Ганеман в течение двадцати лет страдал от приступов этой болезни весной. Он всегда, как в этом случае, прописывал себе лекарства сам.
Этот последний приступ начался с серьезной диареи, которая егог очень изнурила. На ранних стадиях болезни он заявил друзьям, что не сможет ее пережить.
«Земной каркас изношен», — его слова. Судя по всему, он страдал лишь незначительно, но за короткое время (вероятно, всего за несколько дней) до болезни у него появилась одышка в виде приступов, нарастающих по силе, вплоть до финального приступа, который длился тринадцать часов и завершился удушьем».
Крозерио в письме доктору Халлу пишет:
«Сколько самообладания, терпения и невозмутимой доброты он проявил! Хотя он отчетливо предчувствовал свой приближающийся конец, тем не менее он ни разу не позволил ссебе выражения лица, которое могло бы встревожить его жену; он спокойно сделал свои последние приготовления и обнимал каждого из своих друзей с нежностью, как при последнем прощании, но с твердой невозмутимостью.
Ганеман скончался в 5 часов утра. Через два часа я посетил его священные останки. Лицо выражало невыразимое спокойствие. Смерть не могла ни в малейшей степени умалить ангельскую доброту, свойственную выражению его черт».
Говорят, что вдова Ганемана обратилась и получила разрешение сохранить его тело в течение двадцати дней сверх обычного времени погребения. Тело было забальзамировано ганалом.
Не похоже, чтобы многие люди видели Ганемана во время его последней болезни. Яр высказался по этому поводу с предположением, что лучших друзей Ганемана отгородили от палаты больного».
Доктор Сусс-Ганеман в письме редактору British Journal of Homoeopathy от 30 мая 1865 г. говорит:
«К сожалению, я присутствовал только в самые последние минуты смерти моего деда, даже не накануне его смерти, хотя мы с моей покойной матерью приехали в Париж уже за целую неделю до того, как произошло это печальное событие.
Несмотря на наши самые искренние просьбы, несмотря на собственное желание Ганемана еще раз увидеть свою любимую дочь, мадам Ганеман решительно и строго отказала нам в свидании с нашим умирающим родителем, когда он еще мог бы поговорить с нами и благословить нас».
Смерть Ганемана стала большим горем для многих сторонников новой системы медицины. Это обычно отмечалось в журналах обеих медицинских школ.
Следующий отчет появился в British Journal of Homoeopathy:
«Смерть Ганемана
Наш болезненный долг — объявить о смерти нашего почтенного Учителя, событии совершенно неожиданном для тех, кто в его последний день рождения, за три месяца до этого, был свидетелем умственной и телесной силы, которую он тогда продемонстрировал.
Самуэль Ганеман умер на восемьдесят девятом году жизни в своем доме на улице Милан в Париже в пять часов утра в воскресенье, 2 июля, после шестинедельной болезни.
 |
| Самуэль Ганеман |
Его останки в настоящее время находятся в фамильном склепе мадам Ганеман на Монмартре, но, вероятно, в ближайшее время будут перевезены в Германию.
Его болезнь началась с желчной диареи, за которой последовала перемежающаяся лихорадка, сильно ослабившая его силы, Он угас за три дня.
Он сохранил свои способности до последнего и незадолго до смерти продиктовал короткую и простую эпитафию:
Non inutilis vixi. (Я жил не зря).
Он попрощался со своей женой и друзьями, вручил себя Богу и умер.
Незадолго до его смерти, когда он страдал от затруднения дыхания, его жена сказала ему:
"Провидение обязано вам облегчить ваши страдания, поскольку вы за свою жизнь облегчили страдания стольких людей и сами так много претерпели".
"Я, — ответил умирающий мудрец, — почему я? Каждый человек здесь, внизу, работает так, как Бог дает ему силу, и встречает большую или меньшую награду на суде людском, но он не может претендовать на награду на судилище Божием.
Бог мне ничего не должен, но я должен Ему многое, да, все». Это памятные слова, искренне сказанные на смертном одре.
Ганеман мертв, но его могучая истина не может умереть; так что пока мы становимся все печальнее и мудрее из-за смерти нашего великого Учителя, который при жизни учил нас, как жить, а теперь научил нас, как умирать, если мы хотим, чтобы он по-прежнему вел нас в пути, мы должны искать его дух, и пусть он окажется узами священного союза в работе, которую он так благородно выполнил; и пока мы занимаемся этим, мы будем испытывать гордое удовлетворение от того, что завершаем его труды и воздвигаем ему памятник».
В том же номере British Journal появляется следующее:
«Хотя он болел уже много недель назад, немногие из окружающих ожидали, что его кончина близка; но он сам, кажется, ожидал этого, поскольку несколько месяцев назад сказал другу:
"Возможно, мне пора покинуть эту землю, но я оставляю все и всегда в руках моего Бога. Моя голова полна истины на благо человечества, и я не желаю жить иначе, как постольку, поскольку я могу служить своим ближним".
Ум его до последнего оставался совершенно незамутненным, и всего за несколько мгновений до смерти он произнес какой-то ласковый эпитет в адрес жены и пожал руку любимому слуге, поддерживавшей его своими руками».
Альбрехт пишет:
«Как глубоко мы огорчились, когда 10 июля 1843 года, то есть всего за месяц до того, как в Дрездене должен был состояться съезд врачей-гомеопатов под руководством доктора Тринкса, председателя Совета здравоохранения, мы прочитали следующее общение:
"Гомеопатия понесла огромную утрату.
Ее основатель Самуэль Ганеман, Нестор немецких врачей, умер вчера утром в пять часов на восемьдесят восьмом году жизни.
Скорбь по поводу его смерти чрезвычайно велика, и его похороны могут быть одними из самых масштабных, когда-либо проводившихся в Париже».
Продолжение здесь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий