вторник, 5 декабря 2023 г.

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 73

Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Главы 71-72 здесь.

(Перевод З. Дымент) 

Глава 73. Лечение по Ганеману  — Его предисловие к Arsenicum — Шестидесятилетие со дня окончания учебы — Правила Французского гомеопатического колледжа — Гомеопатия в Париже

Следующее письмо, подписанное «Поклонник Ганемана», было опубликовано Homoeopathic Times от 7 февраля 1852 года: (Вполне вероятно, что это письмо было написано г-ном Янгом, лечение которого подробно описано в предыдущей главе.)

«Тринадцать лет назад врачи-аллопаты оставили меня с чахоткой. Многие из них объявили меня неизлечимым. В это время одна доброжелательная дама прислала мне из Парижа приглашение навестить ее в этом городе, чтобы я мог посоветоваться с бессмертным Ганеманом. Сначала врач, который меня тогда лечил, сообщил, что я слишком слаб, чтобы отправиться в путешествие, но дама упорствовала, и он уступил.

Через месяц меня осмотрел и прощупал Ганеман, который улыбнулся, погладил меня по голове и сказал:

"Я рад, что ты вовремя пришел ко мне, я тебя вылечу".

Меня обследовали более двадцати выдающихся аллопатов (одним из них был сэр Джеймс Кларк), и все они считали, что моя болезнь выше человеческих способностей; но старый, лысый, преследуемый Ганеман, великий медицинский благодетель человечества, после часового обследования моих легких сказал: "Я вылечу тебя".

Пробыв у него на лечении восемь месяцев, я вернулся в Шотландию полностью выздоровевшим.

Могу упомянуть, что добрый старик (за добро, сделанное мне и человечеству, я часто был благодарен Богу) отказался взять деньги за его совет и лекарство, хотя он знал, что дама, которая так интересовалась во мне, была богата».

В 1839 году Ганеман сделал свой последний вклад в «Материю медику», написав предисловие к прувингам Arsenicum.

Он говорит: 

«Упоминание об Arsenicum вызывает в моей душе сильные воспоминания.

Всемилостивый при создании железа позволил своим детям превратить его по своему выбору либо в смертоносный кинжал, либо в благословенный лемех, и использовать его либо для своего уничтожения, либо для сохранения.

Насколько счастливее было бы человечество, если бы оно использовало дары Божии только для свершения добра. Это Его воля, чтобы мы сделали это, и для этой цели мы были созданы.

Не вина Любящего нас всех, что мы злоупотребляем сильными лекарственными средствами, назначая их либо в слишком сильных дозах, либо в случаях, для которых они не подходят, руководствуясь лишь капризом жалких авторитетов и не пожелав тратить усилия на исследование внутренних свойств препарата и сделать наш выбор зависимым от полученных таким образом знаний.

Если обнаружится, что кто-то готов добросовестно провести это расследование, эти мнимые авторитеты одолеют его своим гневом как врага их комфорта и позволят себе самую постыдную и злонамеренную клевету. 

Я слышал, что одна десятая грана (Arsenicum) — это наименьший вес, используемый на практике. Кто мог бы прописать меньше, не выставляя себя смешным.

Действительно, одна десятая часть грана иногда подвергает опасности жизнь, а давать меньше должно противоречить правилам. Разве это не высмеивает здравый смысл?

Были ли установлены правила практики для неразумных рабов или для людей, наделенных разумом и свободной волей?

Кто или что мешает им дать меньшую дозу, когда большая может оказаться опасной? Упрямство? Догматизм? Или какие еще оковы ума?

"Да, — говорят они, — мышьяк все равно был бы вреден, даже если бы мы использовали только одну сотую или одну тысячную грана. Arsenicum, даже когда его употребляют в очень небольшом количестве, тем не менее является опасным ядом; мы заявляем об этом ex authoritate [Лат., уполномочено]". 

Предположим, вы пришли к истине, также должно быть верно и то, что, постепенно уменьшая дозу, мы должны, наконец, прийти к количеству, которое не имеет ничего общего с опасностью вашей ортодоксальной дозы в одну десятую грана.

Такая доза была бы вообще чем-то новым. Что это за доза?

Новизна действительно является отвратительным преступлением в глазах ортодоксальных врачей, увлеченных лекарствами своей школы, умы которых потеряли всю свою независимость в тирании седых правил.

Какой жалкий закон или что-нибудь еще может помешать врачу, который должен быть ученым, мыслящим и свободным человеком, уменьшить дозу, уменьшив ее количество?

Почему бы ему не дать одну стотысячную или одну миллионную долю грана, если опыт учит его, что одна тысячная грана слишком сильна?

И если он на опыте обнаружит, что даже одна стотысячная доля грана все еще слишком эффективна, почему бы ему не уменьшить дозу до одной миллионной или одной миллиардной?

И даже если эта доза окажется слишком мощной, почему бы не снизить ее до одной квадриллионной или ниже.

Но тут мои противники, задыхаясь как бы в трясине седых предрассудков, воскликнут:

"Ха! Ха! Ха! Это ничто!"

Почему бы и нет? Разве субстанция, разделенная на мельчайшие части, теряет какие-либо из своих первоначальных свойств? Даже если она разделена как бы до бесконечности, не остается ли чего-то от первоначальной субстанции? Какой здравый ум может этому противоречить?

А если что-то от исходной субстанции остается, то почему бы этому чему-то не оказать какой-то эффект? Что это за эффект, нельзя решить спекулятивно, но нужно учиться на опыте.

Только опыт может решить, является ли эта небольшая порция слишком слабой, чтобы облегчить болезнь, для которой это средство подходит».

Сегодня, когда ему исполняется восемьдесят четвертый год, мы видим, как в качестве напутственного слова своим последователям, этот великий старый ученый повторяет свое часто цитируемое высказывание:

«Попробуйте, только попробуйте и не осуждайте, не попробовав».

И легко увидеть, что его единственная идея состоит в том, чтобы найти наименьшее возможное количество, с помощью которого можно приготовить лекарство. Это всегда было его целью.

*****

10 августа 1839 года Ганеман отпраздновал шестидесятилетие получения степени в Эрлангене.

Этот день отметили соответствующими гуляниями. Следующий отчет можно найти в «Архиве»:

«Париж, 18 августа 1839 года.

Несколько дней назад отмечалось шестидесятилетие получения докторской степени Ганеманом в его отеле на улице Милан. 

Почтенного человека, все еще активного и энергичного, хотя ему идет восемьдесят четвертый год, поздравили почти все народы Европы, частью письмами, но большей частью представителями. Стихи читались почти на всех европейских языках.

Не хватало только немецкой музы; и доктор Яр, редактор широко распространенного «Репертория», был единственным немецким врачом того времени, который спас честь своей страны, прочитав старое стихотворение.

Потомкам будет трудно понять это безразличие Германии к одному из ее сыновей, благодетелю, который станет честью и гордостью немецкого имени через тысячи лет.

Для нас это легко объяснимо. В маленьких городах Германии так много великих людей, которые провели такие огромные реформы, пропорциональные их маленькому кодексу медицинской практики, и составили такие увесистые тома по контрасту с маленьким «Органоном», что неудивительно, что при этом маленький человек с улицы Милан процветает забытым на родине. 

В других странах дело обстоит иначе. Туда еще не дошли имена этих немецких сельских, деревенских и городских знаменитостей; народу известно только имя основателя гомеопатии.

Его имя на всех устах, и каждый новый год, который деятельный старик добавляет к множеству старых, поскольку он вновь иллюстрирует истинность и эффективность своего  учения, празднуется как новый триумф. Судя по всему, Ганеман достигнет возраста ста лет.

Он выглядит еще как мужчина лет шестидесяти; и более того, его ум еще сохраняет всю силу своей зрелости. Он по-прежнему практикует, думает и пишет так же, как и полвека назад; на самом деле, он, возможно, делает еще больше и делает это лучше.

Но почему, если немецкая молодежь забывает своего мастера, не помнит о нем немецкая поэзия? Разве немецкий поэт никогда не болел? Или боль в немецкой поэзии более сходна с болью в аллопатии? 

Однако немецкая музыкальная наука прославила этот прекрасный период жизни Ганемана. Она в изобилии восполнило то, чего не хватало искусству поэзии.

Знаменитая Клара Вик, деревенская сторонница Ганемана, приводила в восторг компанию известных людей самыми прекрасными музыкальными мелодиями; а молодая немецкая дилетантка пропела своим знаменитым голосом, восхваляя человека, триумф которого они праздновали.

Музыкальные выступления достойно завершил известный виолончелист Макс Борер.

Мы думаем, что Клара Вик в следующем сезоне будет доминировать на музыкальном троне Парижа, несмотря на присутствие первых пианистов Европы; действительно, русская и английская знать соперничают друг с другом, чтобы пригласить ее на 1840 год».

Далее в этой статье рассказывается об истории развития гомеопатии на Сицилии, в Италии, Франции, Англии и Северной Америке.

Последнему месту, как и следовало ожидать, отведено всего три-четыре строчки.

Крозерио упоминает об этом шестидесятом празднике следующим образом: 

«Десятого августа прошлого года мы праздновали в отеле доктора Ганемана, улица Милан, дом 1, шестидесятилетие со дня получения им степени доктора медицины.

Почти все европейские страны прислали своих представителей поздравить прославленного пожилого господина, который, несмотря на свои восемьдесят четыре года, наделен прекрасным здоровьем. Стихи в его честь читались почти на всех европейских языках».

Одну из од, произнесенных по этому случаю, произнес молодой врач, доктор Дж. Б. Муре. Ода была опубликовано в виде брошюры, а также в его книге: Doctrine de l' École de Rio de Janeiro et Pathogénésies Brésiliennes, Paris, 1849.

Доктор Нейдхарт 

В письме, датированном Парижем, 20 октября 1839 года, доктор Крозерио пишет доктору Нейдхарду следующее: 

«Под названием "Институт гомеопатической медицины" мы построили и откроем через несколько недель на Рю де Ла Арп, № 93, в непосредственной близости от медицинского факультета, большое учреждение, предназначенное для следующих целей:

1. Обучать студентов теории и практике гомеопатии посредством публичных лекций.

2. Распространять весть о пользе гомеопатии среди низших классов столицы, предоставляя бесплатные консультации тем, кто лично обратится за ними.

3. Давать письменные советы тем пациентам в сельской местности и в провинциях Франции, которые, не имея поблизости врачей-гомеопатов, обращаются за ними.

4. Приготовить гомеопатические лекарства по методу доктора Муре.

5. Перевести на французский язык практические труды по гомеопатии.

6. Издавать под названием Le Propagateur de I' Homoeopathie ежемесячный периодический журнал, в котором будут рецензироваться все новые гомеопатические труды и периодические издания и т. д.

7. Обеспечить для тех врачей-гомеопатов и других лиц в провинции или в зарубежных странах, которые будут обращаться к ним, гомеопатические книги, инструменты, лекарства и практические советы в особых случаях.

8. Открыть a cabinet de lecture, где студенты и врачи смогут читать или брать напрокат все гомеопатические книги и периодические издания, изданные во Франции или других странах.

9. Консультировать незнакомцев, приезжающих в Париж либо для изучения гомеопатии, либо для получения общей информации о состоянии гомеопатии, либо для покупки гомеопатических лекарств, книг и т. д.

10. Служить центральным пунктом для гомеопатов всех наций и назначать с этой целью корреспондентов во все зарубежные страны.

На данный момент я могу сообщить вам, что доктор Яр будет преподавать Materia Medica Pura и немецкий как язык гомеопатии; доктор Муре — курс «Фармакология и мнемоника» применительно к Materia Medica; а также сообщаю, что я принял гомеопатическую клинику».

В другом письме, датированном 1 июля 1840 года, доктор Крозерио пишет: 

«За последний год в этом городе были открыты два гомеопатических учреждения: одно на Rue de Ia Harpe, другое на улице Rue Gil-le-Coeur.

Оба расположены недалеко от медицинской школы, и в обоих читаются курсы публичных лекций по гомеопатии и Материи медике, а также организуются общественные консультации, которые ежедневно посещают от шестидесяти до ста инвалидов из трудящихся классов общества».

В то время в Париже существовали также две хорошо оборудованные гомеопатические аптеки.

Первую открыл Анри Петроз. В 1833 году он начал готовить лекарства и принимать  рецепты нескольких врачей, а в 1837 году открыл свою аптеку».

Продолжение здесь.  

Комментариев нет:

Отправить комментарий