четверг, 30 ноября 2023 г.

Томас Линдсли Брэдфорд, «Жизнь и письма доктора Самуэля Ганемана», глава 68

Оригинал здесь:  https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt   

Глава 67 здесь. 

(Перевод З. Дымент) 

Глава 68. Визит доктора Детвиллера к Ганеману — Ганеман доктору Герингу

В 1836 году доктор Генри Детвиллер посетил Ганемана, чтобы заинтересовать его благоденствием недавно открытой Аллентаунской медицинской академии.

Детвиллер взял у Ганемана несколько интервью, а в доме Ганемана был устроен прием по этому поводу, но ничего не было сделано для помощи этому учреждению. 

Константин Геринг 

На банкете, организованном Гомеопатическим медицинским обществом Пенсильвании в Истоне 8 сентября 1880 года, почтенный доктор Генри Детвиллер, которому тогда было восемьдесят пять лет, произнес после обеда следующую речь по поводу своего визита к Ганеману (мы в долгу перед доктором Дж. К. Гернси за использование оригинальной рукописи, написанной почерком доктора Детвиллера, которая является копией вышеизложенного.)

«Итак, прошло четыре года с тех пор, как я отплыл в Европу, доверил свою практику доктору Н. Вольфарту, гомеопату, и моей семье, находящейся под опекой моего брата  в деревне Хеллертаун, двенадцать миль отсюда.

Моей главной целью было взять интервью у доктора С. Ганемана в Париже, профессора Шёнляйна в Цюрихе и профессора Вербера во Фрейбурге в интересах Аллентаунской академии гомеопатического искусства исцеления.

Доктор Ганеман и его дама приняли меня с заметной добротой, и он был очень удивлен нашей инициативой по созданию Института по обучению гомеопатии, особенно когда я сказал ему, что доктор К. Геринг был центром этого предприятия.

Я спросил у Ганемана совета, возможно ли получить материальную помощь от друзей в Европе при подписке на акции, на что он ответил, что отнесется к этому вопросу должным образом, и выразил надежду сделать что-нибудь до моего следующего визита.

Во время моего следующего визита, в октябре 1836 года, он заявил о своей неспособности получить денежную помощь или оказать ее самостоятельно, но он пришлет нам свою мраморную статую в натуральную величину, которая как раз изготавливается в этот момент, знаменитого скульптора Давида в Париже.

Он сдержал свое слово, но в результате кораблекрушения статуя погибла. При моем отъезде он умолял Бога благословить наше предприятие, и мадам, прощальным поцелуем, присоединилась к мольбе о том, чтобы начатое доброе дело процветало и распространялось, как христианская религия, по всему миру. Результат вы все знаете».

Среди очень интересной коллекции писем Ганемана, переведенных неутомимым доктором Р. Э. Дадженом, есть письмо, написанное нашему доктору Герингу вскоре после прибытия Учителя в Париж: 

«Самый истинный и ревностный пропагандист нашего искусства!

Несчастная судьба, видимо, привела к тому, что пропали и не дошли до Вас мои два письма; первое — моя благодарность Вам за избрание меня почетным президентом Филадельфийского общества Ганемана и за присылку мне диплома; второе — подробный отчет о моих неприятных отношениях с немецкими гомеопатами. Первое было отправлено прусской почтой в Гамбурге, второе — гомеопатом в Бремерлехе. Теперь я гораздо ближе к Вам благодаря надежному и регулярному сообщению отсюда через Гавр.

Я нахожусь в Париже и могу поселиться здесь. Моя несравненная вторая жена, образец в науке, искусстве, индустрии, с благороднейшим сердцем и умом, исполненная невыразимой любви ко мне, с юности почитаемая и ценимая самыми высокоуважаемыми здесь людьми, Мари Мелани д'Эрвильи, начиная с 18 января 1835 года в Кётене и с 25 июня 1835 года в Париже, превращает то, что мне осталось от жизни, в рай на земле.

Она уже настолько специалист в божественном искусстве врачевания и настолько ревностно изучает его, что произвела ряд великолепных исцелений бедняков от самых тяжелых хронических болезней.

Все это сделало меня моложе душой на десять лет, и уже сорок лет я не пользовался таким незапятнанным здоровьем, как в это время. 

Моя Мелани предвосхищает все мои желания и потребности, не дожидаясь моей подсказки – она ангел в человеческом обличии!

Я встретил здесь ряд так называемых гомеопатов; они действительно уверенно себя так называют, но являются и продолжают оставаться по большей части шарлатанами. Но в провинции, среди немалого количества гомеопатов, есть много хороших.

Лучшая школа гомеопатии в Женеве хотела убедить меня попытаться обратить местных врачей с помощью призывов и спорных статей. Но у меня никогда не было склонности к подобным вещам и никогда не будет. Я решил действовать по-другому.

Я вылечил от тяжелейших болезней, чего они, конечно, не могли сделать, ряд весьма выдающихся людей, что не только принесло мне огромную известность (что весьма примечательно за столь короткое время в этом огромном городе), но и положило  конец преследованию со стороны влиятельных полугомеопатов, которые преследовали меня с презрением и клеветой, и побудил честных новообращенных изучать наше искусство искренним и тщательным образом.

Каждый понедельник вечером я приглашаю лучших людей собраться в моей прекрасной гостиной, украшенной лучшей коллекцией картин, и провожу с ними дружеские беседы о наиболее важных вопросах, по которым они нуждаются в обучении, поскольку теперь я довольно бегло говорю по-французски, чему мне было довольно трудно научиться в моем преклонном возрасте.

Все это потрясло и заставило замолчать Королевскую медицинскую академию, которая до моего приезда сюда вынесла приговор об анафеме гомеопатии в своем декрете, задуманном как ответ на письмо, адресованное им господином Гизо, министром народного просвещения, в котором он спрашивает их, не следует ли открывать больницы и школы гомеопатии.

Этот древний орган, состоящий из так называемых комитетов аллопатов, в конечном итоге останется лишь жалкой фигурой в истории медицины.

Они почти все без исключения самые варварские кровопускатели и пиявщики. Они делают это, обучают этому и больше ничего не знают.

Ложное учение доктора Бруссе за последние двадцать лет превратило их в бесстыдных убийц; в то время как сам Бруссе теперь начинает отвергать свою собственную доктрину и склоняться к гомеопатии. Создав свой ужасный метод кровопускания, он полностью разрушил всю систему назначения лекарств, так что аптекарям здесь предстоит сыграть жалкую роль.

Здесь 1300 французских аллопатов дают своим пациентам вместо лекарств только раствор гуммиарабика, называемый eau de gomme, и подвергают их голодной диете. В конечном итоге это окажется очень выгодным для гомеопатии.

Ересь Грисселиха, которая уже широко распространилась в Германии, укоренилась и здесь. Все, что может бесчестить занятие самым трудным из всех человеческих искусств, поощрять капризы скупости и лени и уничтожать любовь к ближнему, можно отнести на счет этой ложной доктрины.

Такое злостное извращение нашего святого учения было неизбежным среди людей низшего сорта; для них здесь полно приманок.

Но придет день, когда проницательное потомство будет относиться к нему с презрением — parturiunt montes nascetur rideculus mus  [Гора родила мышь] — похвальба, настоящего излечения от серьезных болезней не произойдет.

Поэтому я никогда не беспокоился об этом. Хвастовство, бахвальство, обещания великих дел могут на какое-то время возбудить внимание и привлечь приверженцев во многих так называемых искусствах (как прежде в искусстве изготовления золота), но в искусстве врачевания все это бесполезно, здесь необходимо лечить. Публика справедливо требует фактов, а это как раз то, чего грисселихизм дать не может.

Я внес некоторые улучшения в технические особенности нашего искусства, о которых сейчас сначала сообщу Вам. До предложения Эгиди у меня была привычка давать каплю или шарики, растворенные в воде, чтобы пациент мог принять их разделенными порциями.

Теперь, поскольку мои лекарства очень сильны, я редко растворяю более одного шарика в 7, 15, 20, 30 столовых ложках воды, а поскольку у пациента нет дистиллированной воды (которая, к тому же, через несколько дней портится и бродит ), я использую для этой цели родниковую или речную воду, смешанную с 1/15 или 1/20 частью винного спирта, или кладу в раствор три-четыре небольших кусочка твердого древесного угля.

Эту смесь, которую больной, страдающий хроническим заболеванием, принимает по столовой ложке каждый день или через день или по 1, 2 или 3 чайных ложки, следует встряхивать во флаконе пять или шесть раз каждый раз при приеме дозы, чтобы каждый раз менять степень динамизации.

Результатом является то, что жизненная сила пациента более благосклонно усваивает лекарство. Когда пациент принял всю смесь и кажется, что ему все еще требуется то же самое лекарство, я никогда не повторяю его в той же потенции, но всегда в другой, обычно более низкой потенции.

[Здесь Ганеман подразумевает под более низким, менее (а не более) разбавленный препарат, как мы находим ранее в ссылке на его последние указания по повторению лекарства в третьей части второго издания его «Хронических болезней», опубликованном в следующем году. Действительно, указания, данные в этом письме, являются лишь сокращением того, что он говорит в упомянутой части работы. Перевод этих последних технических изменений в практике Ганемана можно найти в издании «Органона» Даджена, с. 205, прим.]

Так, например, мне часто удавалось назначать Sulphur ежедневно в течение нескольких месяцев с поразительно хорошими эффектами.

То же самое касается и всех других хорошо показанных лекарств, пока они продолжают творить добро. Но так как существуют некоторые болезни, которые требуют более энергичных действий, чем можно получить при внутреннем введении или при помощи обоняния, то есть, например, остатки явно излеченного кожного заболевания, не сопровождающиеся болезненными ощущениями, или старые злокачественные поражения другого рода, внешние или внутренние, — я использую тот же лекарственный раствор, который был приготовлен для внутреннего применения и который оказался наиболее полезным при его применении, для внешнего втирания на значительной поверхности кожи, где она кажется наиболее здоровой.

Сам больной или дружелюбное влиятельное лицо должны втирать  половину или целую столовую ложку в очевидно здоровую руку, ногу или бедро до тех пор, пока смоченная рука не станет сухой. Непостижимо, как много еще можно сделать с помощью этого метода. Но эту лечебную жидкость перед каждым применением необходимо также встряхивать пять-шесть раз.

Итак, на этот раз достаточно. Вероятно, Вы сами уже приняли этот план в случае старых, упорных болезней. Я мало что узнаю нового в своих нынешних обстоятельствах, так как у меня осталось очень мало времени для чтения.

Я очень рад слышать о вашем прекрасном учреждении, вашей Гомеопатической академии в Аллентауне. В этом отношении вы уже превзошли все, что мы можем показать в Европе.

Ваши письма для Correspondenz Blâtter, девять из которых вы любезно прислали мне, очень практичны и написаны в превосходном духе. Но будьте очень осторожны, чтобы ваши коллеги хорошо писали по-немецки.

Афористическая краткость имеет свои пределы; не стоит опускать ни необходимые артикли, ни предлоги. То, что Академия по своему происхождению является немецкой и должна оставаться таковой, является патриотическим соглашщением и полезно для искусства, поскольку она пришла с небес на немецкую землю и может рассчитывать на получение оттуда дальнейших дополнений, когда неподобающее безумие, которое в настоящее время уродует наше искусство и которое происходит от дерзости, невежества, тщеславия и лени, обнажится во всей своей наготе и пустоте.

Я благодарю вас за Rhus vernix и Cistus canadensis, которые вы мне прислали. Я постараюсь провести их прувинг. Но я более конкретно прошу вас прислать мне третью тритурацию Lachesis и Crotalus, знанием которых мы обязаны Америке и вам.

Хотя нам есть за что Вас благодарить кроме этого!

Для меня большое горе, что я не могу опубликовать оставшиеся третью и четвертую части второго издания моих «Хронических болезней».

Арнольд (вероятно, по наущению Тринкса) заставил меня ждать два долгих года первые две части, а затем не смог идти дальше, обеднев по своей вине, и отказался от дальнейшей публикации. Должен ли я, на 82-м году жизни, умолять издателя?

Людвиг Шуман отказался от этого из-за нехватки средств. Я сомневаюсь, что Кёлер в Лейпциге возьмется. В рукописи имеется большое количество ценных исправлений и дополнений.

Я надеюсь, что вы найдете для своей больницы способного человека, который, посещая своих пациентов, будет собирать вокруг себя студентов и в их присутствии диктовать секретарю детали осмотра пациентов и изменения, наблюдаемые при последующих посещениях, и прочитает о них лекцию на час или два.

Не делайте посмертных исследований тел аллопатических пациентов с целью получения от них патологических препаратов, поскольку они могут предоставить только результаты неправильного медицинского лечения. Вскрытие людей, умерших от естественных болезней практически без какого-либо медицинского вмешательства, само по себе может быть поучительным.

Не следует тратить время студентов на анатомические тонкости, не следует заходить слишком далеко в ботанике или химии.

Sit modus in rebus! Пусть будет порядок в вещах! Взгляды Шенлейна, которые, как я понял из вашего Blätter, превосходны, — поскольку вы так высоко о них думаете (я с ними не знаком), они могут с пользой преподаваться в вашей Академии. Не бойтесь ни одного конкурирующего английского института; английских переводов основных сочинений пока нет. К каким же работам они могли бы направить своих учеников?

Я, к сожалению, не получил от вас ни одного письма, кроме вашего первого. Наш добрый Бог непременно благословит ваше великое начинание. Я знаю его!

Желаю вам и дальше наслаждаться наилучшим здоровьем на благо человечества, и пусть ваша дорогая семья также процветает. Я и моя любимая жена передаем вам самые искренние пожелания и прошу помнить всех ваших коллег.

Самуэль Ганеман

Париж, улица Милана, 3 октября 1836 года».

Говорят, что доктор Геринг никогда не видел Ганемана. Это неправда. Хорошо известно, что Геринг в 1820 году учился в Лейпциге.

Доктор К. Г. Рауэ говорит, что он часто слышал, как Геринг говорил о том, что видел Ганемана с женой и дочерьми на прогулке в Лейпциге, любимой прогулке Ганемана.

Но, поскольку Геринг в то время был студентом-аллопатом, он никогда не разговаривал с Ганеманом, и хотя они всегда были друзьями, на самом деле они никогда не встречались.

Продолжение здесь. 

Комментариев нет:

Отправить комментарий