Жизнь Ганемана. Томас Линдсли Брэдфорд, глава 24

 Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt    

Глава 23 здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/09/23.html

(Перевод З. Дымент)   

ГЛАВА ХХIV 
История фон Бруннова - Внешность Ганемана - Образ жизни в его доме - Принц Шварценберг

В этот период своей напряженной жизни Ганеман не выходил из дома для визитов к пациентам. Он посвятил все свое время чтению лекций, исследованиям и консультациям у себя на дому. 

Однако в хорошую погоду Ганеман совершал ежедневные прогулки с женой и детьми. Рассказ Гартмана в предыдущей главе позволяет составить весьма отчетливое представление о семейной жизни Ганемана. 

Ганеман привлекал к себе медиков, многие из которых были очень впечатлены старым философом и тоже стали его последователями, но также и других людей. 

Следующий интересный рассказ был написан одним из них, молодым студентом-юристом, бароном фон Бруннов.

Эрнст Георг фон Бруннов родился в Дрездене 6 апреля 1796 года и умер там же 5 мая 1845 года. Он происходил из знатной курляндской семьи. Здоровье не позволяло ему посвятить себя философии и праву, и он изучал более легкую литературу.

Фон Бруннов значительно улучшил свое здоровье, обратившись к Ганеману, и стал последователем Ганемана. Он перевел «Органон» на французский язык; помогал в латинском переводе «Чистой Материи медики», а также стал автором нескольких романов.

Бруннов говорит:

«Был ясный весенний день 1816 года, когда я, молодой, только что зачисленный студент юридического факультета, прогуливался с группой моих товарищей по веселой набережной Лейпцига. Среди преподавателей университета можно было найти в то время много известных и немало оригиналов.

Многие профессора и магистры важно шествовали в старомодном платье прошлого века, с перуком и сумкой, в шелковых чулках и с пряжками на ботинках, а изнеженные сыновья помещиков щеголяли в гусарских куртках и панталонах со стрелками или в кожаных галифе, в высоких драгунских сапогах со звенящими шпорами.

«Скажите мне, — обратился я к шедшему со мной студенту, который был старше меня, — кто этот старый джентльмен с таким необыкновенно умным лицом, который идет почтительно рука об руку со своей несколько тучной супругой, а за ним следуют две пары розовых девушек?

«Это знаменитый доктор Ганеман с женой и дочерями. Он регулярно каждый день после обеда гуляет по городу со своей женой и дочерями», — был ответ.

"Что такое есть в этом Ганемане, — спросил я, —  что делает его знаменитым?».

"Потому что он - первооткрыватель гомеопатической системы медицины, переворачивающей старую медицину с ног на голову", — ответил мой знакомый, который, как и я, был родом из Дрездена и тоже записался под знамена Фемиды.

Мое любопытство было возбуждено, и я хотел узнать о нем больше. Мой спутник принадлежал к числу восторженных поклонников Ганемана, которые посещали его лекции и с радостью помогали в прувингах лекарств.

Все, что он рассказывал мне об этом замечательном человеке, в высшей степени возбуждало во мне интерес. С детства я был слаб здоровьем и стал жертвой врачей, так что мое доверие к медицине было очень хрупким.

Помимо прочих страданий, я особенно страдал из-за  глаз, в которых нуждался в то время особенно остро. Побуждаемый надеждой, я читал «Органон» и с каждой строчкой все больше и больше увлекался гомеопатией.

Это была первая медицинская книга, которую я держал в руках, так что в то время мне не приходило в голову, что доктрины, которые казались такими ясными и подкреплялись такими последовательными рассуждениями, могли быть слишком исключительными по своему характеру и иметь свою темную сторону. Я был ревностным прозелитом и, как все неофиты, не признавал спасения за пределами моей собственной церкви, поэтому принял решение подвергнуть себя лечению Ганемана.

Ганеману в то время шел шестьдесят второй год. Серебристо-белые пряди сгруппировались вокруг его высокого и задумчивого лба, из-под которого живые глаза сияли пронзительным блеском.

Все лицо его имело спокойное, пытливое, величественное выражение; лишь изредка проблески тонкого юмора играли над глубокой серьезностью, рассказывавшей о многих пережитых горестях и конфликтах.

Осанка у него была прямая, походка твердая, движения живые, как у тридцатилетнего мужчины. Когда он вышел, платье на нем было самое простое; темное пальто, короткий костюм и чулки.

Однако в своей комнате дома он предпочитал старый домашний пестрый халат, желтые чулки и черную бархатную шапочку.

Он редко выпускал из рук длинную трубку, и курение было единственным нарушением, которое он позволял себе на фоне суровых правил своего режима.  Его напитком была вода, молоко или белое пиво; его еда самого скромного вида.

Все его домашнее хозяйство было таким же простым, как еда и одежда. Вместо письменного стола он пользовался только большим простым сосновым столом, на котором постоянно лежали три или четыре огромных фолианта, в которые он записывал истории болезни своих пациентов, старательно переворачивая листы и делая записи во время разговора с ними. Ибо обследование его пациентов производилось со всей тщательностью, пример которой он привел в «Органоне».

В доме Ганемана царил весьма своеобразный образ жизни. Члены его семьи, пациенты и студенты университета жили и двигались только одной идеей, и это была гомеопатия, и к ней каждый стремился по-своему.

Четыре взрослые дочери помогали отцу в приготовлении его лекарств и с удовольствием принимали участие в прувингах, и, более того, прувинги проводили его услужливые студенты, чьи имена будут тщательно записаны в связи с их индивидуальными наблюдениями в «Чистой Материи медике». То, что эти эксперименты ничуть не вредили тем, кто в них участвовал, я могу засвидетельствовать из личных наблюдений.

Пациенты с энтузиазмом восхваляли эффекты гомеопатии и посвятили себя как апостолы распространению славы новой доктрины среди неверующих. Все, кто придерживался Ганемана, были в то время предметом насмешек или объектами ненависти.

Но все более гомеопаты держались вместе, как члены преследуемой секты, и относились с более возвышенным почтением и любовью к своему почетному руководителю.

После рабочего дня Ганеман имел обыкновение привлекать к себе свой кружок верных друзей, устраивая с восьми до десяти часов разговоры с ними. Все его друзья и ученые имели тогда доступ к нему, им предлагалось отведать его лейпцигского белого  пива и присоединиться к нему с трубкой табака.

Посреди шепчущегося круга старый Эскулап полулежал в удобном кресле, закутавшись в описанное нами домашнее платье, с длинной турецкой трубкой в ​​руке и рассказывал попеременно забавные и серьезные истории из своей бурной жизни, в то время как дым из его трубки развеивался вокруг него облаком. 

После естественных наук самой любимой темой для разговоров было положение иностранных народов. Ганеман питал особую любовь к китайцам, потому что дети у них воспитывались в строжайшем послушании и уважении к своим родителям -  обязанности, которыми в цивилизованных странах Европы все больше и больше пренебрегали.

Действительно, семья Ганемана представляла образец старой немецкой системы обучения детей. Дети проявляли не только послушание, но и самую сердечную любовь к своим родителям.

Хотя дочери Ганемана жили в роскошном и элегантном Лейпциге, они не принимали участия ни в каких публичных развлечениях; они были одеты самым простым образом и с радостью выполняли самые скромные домашние обязанности.

Ганеман получил мало удовлетворения от своего сына, который вел настолько глупую жизнь в том в месте, где поселился, что был вынужден оттуда уехать. Его отец никогда не упоминал о нем.

От своих учеников Ганеман требовал не только ума и усердия, но и строжайшего соблюдения правил жизни. Я знаю один случай, когда он безапелляционно закрыл дверь перед молодым и талантливым студентом-медиком, который, как он обнаружил, жил с человеком с распущенным характером. 

Что касается религии, то Ганеман, принадлежавший к лютеранскому вероисповеданию, держался в стороне от всех догматических учений. Он был чистым деистом, но он был им с полной убежденностью.

"... не перестаю хвалить и благодарить Бога, когда созерцаю его произведения", — обыкновенно говорил он.

Каким бы строгим ни было послушание, которое Ганеман требовал от своих детей, как муж он был далек от того, чтобы править в своей семье. Его высокая и толстая жена, которая, как Агнес Фрей, доставила ему много горьких часов, оказала на него самое пагубное влияние. Именно она отрезала его от общества и настроила против коллег-медиков. Именно она часто вызывала раздор между ним и самыми верными его учениками, если они не относились к жене доктора с глубочайшим уважением.

Несмотря на это, Ганеман имел обыкновение называть эту ворчливую Ксантиппу, которая получала удовольствие, вызывая бурю в доме, «благородным спутником своей профессиональной жизни».

В последние годы моего пребывания в Лейпциге перспективы Ганемана были несколько затуманены. Его процветающая практика и многочисленные сторонники стали слишком тревожить  его противников, чтобы не побудить их принять активные меры для его подавления, которые были в их силах.

Орудием для достижения этого, естественно, были законы, запрещавшие ему продавать собственные лекарства. Дело было передано в суд, имевший право разбирать медицинские дела, Ганеман подал апелляцию, и решение было отложено.

В это время один из героев германской освободительной войны, австрийский фельдмаршал принц Шварценберг, помимо других недугов, заболел апоплексическим параличом правой стороны, и для борьбы с ним он испробовал искусство всех самых выдающихся врачей, но  напрасно.

Только гомеопатию еще не пробовали, и чтобы получить возможность воспользоваться всеми преимуществами новой системы, Шварценберг приехал в Лейпциг, чтобы его наблюдал сам Ганеман.

Первым последствием этой почетной дани Ганеману стала  приостановка процесса, начатого против него аптекарями.

Если бы принц Шварценберг выздоровел, то гомеопатия сразу же одержала бы победу в Саксонии и даже во всей Германии; но всякое искусство имеет свои пределы.

Ганеман отнесся к этому случаю как к безнадежному, на котором он мог испытать действие гомеопатии. К удивлению всех, больной день ото дня чувствовал себя лучше; и через некоторое время его видели разъезжающим; но силы жизни были слишком ослаблены, чтобы позволить ему выздороветь.

Прежняя болезнь вернулась, и фельдмаршал умер в том самом городе, в который в том же месяце 1813 года он вошел победителем.

Хотя вскрытие показало, что никакие медицинские навыки ни в коей мере не могли быть успешными в этом случае, тем не менее, исход этого дела  был очень вредным для Ганемана.

Приостановленный судебный процесс был немедленно возобновлен, и было решено, что Ганеман должен перестать выдавать свои собственные лекарства.

Продолжение здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/10/blog-post.html