Жизнь Ганемана. Томас Линдсли Брэдфорд, главы 18-19

 Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt  \

 Главы 16-17 здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/06/16-17.html

(Перевод З. Дымент)  

ГЛАВА XVIII.  
ЛЮБОПЫТНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К THESAURUS MEDICAMINUM — Alkali Pneum — МОЛЛЕН — ЭЁЛЕНБУРГ — МАХЕРН —ДЕССАУ — ТОРГАУ

В 1800 году Ганеман перевел с английского Thesaurus Medicaminum, сборник медицинских рецептов. Этот перевод был опубликован анонимно, примечания Ганеман подписывает буквой Y.

Он, однако, в духе мрачной сатиры написал оригинальную предысторию, в которой говорит:

«Я перевел книгу, озаглавленную Thesaurus Medicaminum, новое собрание медицинских рецептов и проч. Если, как сообщает мне предисловие к оригиналу, даже в Лондоне медицинская откровенность требует эгиды анонимности, чтобы избежать упреков, мне не следует произносить ни слова о ее целесообразности с некоторого момента в прошлом в нашем собственном отечестве.

Но как, спросят, автор этих заметок, не будучи сторонником составных лекарств, пришел к редактированию этой работы? И я отвечу на это, что исключительно по этой самой причине. Я хотел показать своим соотечественникам, что самые лучшие рецепты имеют в чем-то нестыковку, неестественны, противоречивы и противоречат цели, ради которой разработаны. Эту истину следует провозглашать с крыш домов в наше время любви к рецептам».

Он продолжает выступать против составных рецептов и в пользу отдельных лекарств, говорит о том, что два или более вещества, будучи смешанными, не дают такого же эффекта, как по отдельности, и, по сути, осуждает использование самой книги.

В примечаниях Ганеман осуждает основную часть произведения. В одном случае, когда пять лекарств даются в одном рецепте, он предлагает включить также всю Материю медику. Он высмеивает включение антагонистических друг другу препаратов в одном и том же рецепте и советует вернуться к простым методам Гиппократа.

Поскольку в это время Ганеман больше не переводил, весьма вероятно, что его предложения не способствовали продаже книги, и книгопродавец, на которого он работал, был им не удовлетворен.

В 1801 г. Ганеман опубликовал в «Журнале Гуфеланда свои замечания по «Элементам медицины Брауна», в которых он снова умоляет не использовать такого количества лекарств в одном рецепте и настоятельно рекомендует более простые методы лечения.

 За исключением «Материи медики фон Галлера», переведенной в 1806 году, это был последний из переводов Ганемана.

Ситуацией, с которой столкнулся Ганеман, когда жил в Гамбурге, широко воспользовались его недоброжелатели, чтобы бросить тень на его честность. Он объявил об открытии новой химической соли, которую назвал «Alkali Pneum». Она была выставлена на продажу, но при анализе оказалось, что это Боракс.

Согласно самым достоверным утверждениям, это произошло примерно в 1800 г. Крелл опубликовал статью об этом в 1800 г., а результат анализа был получен в 1801 г. Когда Ганеман обнаружил это вещество, неизвестно, скорее всего, за несколько лет до этого, когда он так глубоко интересовался химическими открытиями. Эту ошибку его враги с тех пор называют доказательство того, что он не только продавал секретные средства, но и подсовывал под другими названиями известное вещество. «Щелочные растворы» и секрет белладонны упоминались во всех книгах, написанных против Ганемана, а их было много за сто лет.

На самом деле господа, осуждающие его и его систему, не смогли бы найти другое обстоятельство в долгой жизни Ганемана, которое вызывало бы малейшее сомнение в его честности. Факты этих двух случаев беспристрастному человеку, не показали бы ничего, кроме отсутствия отклонений от строгих правил чести, которыми руководствовался Ганеман и которым подчинялась вся его жизнь.  

Амеке говорит:

«Химики того времени искали новые вещества. Профессор Клапрот, один из первых химиков того времени, открыл новое вещество, «алмазный шпат»; это оказалось ошибкой. Пруст открыл «sal mirabile peidaticm», соль жемчуга, в моче; это должно было быть сочетанием соды с новой кислотой (жемчужная кислота); оказалось, что это уже известный фосфат соды.  

Ван Рупрехт, химик, открыл Борбонхим в барите, Партенум в меле, Austruin в магнезии; успокаивающая соль {борная кислота) предположительно была восстановлена до металла; при экспертизе этих открытий было обнаружено, что это железо, вероятно, полученное из нечистых гессенских тиглей.

Боракс издавна был объектом особого внимания химиков. Профессор Фукс написал в 1784 году монографию об этом, с историческим отчетом о взглядах на его состав, который в 1784 г. все еще был неопределенным и противоречивым. Он говорит в предисловии: «Мы очень мало знаем о Бораксе, и мнение об его составе не согласованы, одни говорят, что он содержит такое-то вещество, а другие – другое. Мезери дал описание борной кислоты как атмосферного воздуха, горючего газа, теплотворного вещества и воды.

В 1800 году в «Анналах Крелла» была опубликована статья на четырех страницах под названием Pneumlaugensalz, entdeckt von Herrn Dr. Samuel Hahnemann, в которой Ганеман описывает свойства нового типа нелетучих щелочей, названных «Alkali pneum» из-за их способности набухать в двадцать раз при нагревании до покраснения. Эта статья была скопирована в другие журналы.

Ганеман усердно работал как любитель в области химии в течение двадцати лет, и с ценнейшими результатами приносил пользу химии и делал вклад в благополучие человечества. Он никогда не получал какую-либо помощь от государства или  из  любого другого источника, и не был даже в состоянии оборудовать надлежащую лабораторию, такую, какими владели аптекари. Бескорыстная любовь к исследованиям и науке заставила его пойти на большие расходы на лабораторию, дорогие реагенты и т. д. Полагая, что он сделал очень ценное открытие, он передал свой Alkali pneum агенту в Лейпциге, который продал его по фридрихсдору за унцию.

Профессора Клапрот, Карстен и Хермбштадт проанализировали новую щелочь и обнаружили, что это Боракс. Вместо того, чтобы сообщить о своих результатах Ганеману, который доказал в достаточной мере, что он стремился к тем же целям, что и они, и попросить у него разъяснения, они опубликовали свое открытие в Jenaische Literatirzeitung, 1801 г., и призвали Ганемана к ответу.

Профессор Троммсдорф, владелец аптеки, поспешил сообщить об этом инциденте широкой публике в Reichanzeiger, как тогда назывался Der Allgemeine Anzeiger der Deutschen, и назвал деятельность Ганемана «беспрецедентной наглостью».

Крелл сетовал на «большую ошибку» Ганемана».

 Ганеман сразу объяснил этот вопрос в нескольких журналах, в том числе среди прочего в профессиональном журнале по химии (1881 г.). Он писал:

«Я не способен на умышленный обман. Я могу ошибиться непреднамеренно, как все другие люди. Я в одной лодке с Клапротом и его «алмазным шпатом» и с Прустом и его «жемчужной солью». У меня был какой-то необработанный (вероятно, китайский) Боракс, поставляемый Й. Н. Нарманном из Гамбурга. Разведение поташа добавлялось в массу отфильтрованного Боракса, еще не кристаллизовавшуюся. Выпал крупный мучнистый крупный солевой осадок. Как авторы нас уверяют, чистый Боракс не кристаллизуется под действием добавленного поташа, что ж удивительного, что я принял осадок за некое новое вещество?».

Ганеман разъясняет свою ошибку и добавляет, что он вернул все деньги, которые получил от продажи этого вещества.

Шесть лет спустя он пишет в Allgemeine Anzeiger der Deutschen:

«Если я однажды сделал ошибку в химии, а ошибаться свойственно человеку, я был первым, кто признал это, как только я получил больше информации».

Д-р Руммель в своей речи на открытии Ганемановской статуи в Лейпциге в 1852 году так упомянул эту историю: 

«Дух клеветы окружил один случай, произошедший в карьере Ганемана, и неоднократно бросал ему в зубы ошибку, которую он совершил давно, хотя Ганеман почетно возместил свою ошибку. Однажды он вообразил, что открыл новое вещество, а именно Alkali pneum. Позже выяснилось, что он ошибся и это был Боракс. Как только Ганеман узнал об этом, она сразу же вернул деньги, полученные от продажи этого вещества».

То, что Ганеман злонамеренно предлагал буру для продажи, маловероятно; и тем не менее его поступок был назван «навязыванием обществу». Если бы он знал, что это вещество вовсе не новое, осмелился бы он опубликовать свое открытие, даже если бы хотел обмануть? Не было ничего бесчестного в этом, а на фоне состояния химии в то время это была всего лишь ошибка одного химика-самоучки, когда все другие химики тоже были виновны в ошибках.

Ганеман оставался в Гамбурге примерно до 1802 года, после чего он отправился в городок Моллен в герцогстве Лауэнбург, в четырнадцати милях от Любека. Здесь старая тоска по отечеству овладела странником, и он отправился в Эйленбург, в любимую Саксонию. Но Ганеману не было разрешено оставаться там; местный санитарный врач изгнал его из-за преследований очень скоро.

Далее Ганеман отправился в Махерн, маленькую деревню примерно в четырех лье от Лейпцига. Он был очень беден в этот период своей жизни.

Даджен пишет: 

«Об этом случае рассказал мне член семьи Ганемана, это дает некоторое представление о бедности, в которой они находились. Во время своего пребывания в Махерне, после целого дня труда в переводах для прессы, он часто помогал по ночам своей храброй жене стирать одежду всей семьи, а как мыла купить они не могли, то использовали для этой цели сырой картофель. Он мог заработать своим литературным трудом для своей многочисленной семьи так мало хлеба, что вынужден был взвешивать каждому равную порцию.

В этот период одна его маленькая дочь заболела и, будучи не в состоянии есть свою порцию хлеба, выпавшую на ее долю, она осторожно положила ее в коробку, копила хлеб на то время, когда ее аппетит вернется. Однако ее болезнь усиливалась, и она была уверена, что никогда не выздоровеет,  чтобы насладиться своим запасом, поэтому она однажды рассказала своей любимой младшей сестре, что скоро умрет, о которой она знала, что умрет, что никогда не сможет есть, и торжественно передала ей в дар накопившиеся кусочки твердого, засохшего хлеба, хотя чувствовала, какое удовольствие она бы получила от хлеба, если бы выздоровела».

 Из Махерна Ганеман отправился в Виттенберг, а затем вскоре в Дессау. Здесь он прожил два года. Точные сроки его проживания в вышеперечисленных местах весьма неопределенно. Хартманн, его ученик, откровенно признается, что он не знает. 

Вероятно, Ганеман уехал из Гамбурга в конце 1801 г. или в начале 1802 г. Он не мог оставаться долго  ни в каком месте. Он был беден и преследуем, его ото всюду изгоняли. Он провел около двух лет в Дессау, и, судя по письму, написанному пациенту «Х», он поселился в Торгау в июне 1805 г. Это письмо датировано Торгау, 21 июня 1805 г. 

Ганеман бросил практиковать, когда уехал из Гамбурга, и не стал возобновлять практику, пока не достиг Торгау. За это время он посвятил себя своим исследованиям и трудам. Он возобновил практику в Торгау и продолжал ее до конца жизни. Хартманн и Рапоу упоминают 1806 год как год его переезда в Торгау, но, судя по этому письму, это был 1805 г. Ганеман оставался в Торгау до 1811 г., после чего он отправился в Лейпциг. 

Поскольку эссе Ганемана в медицинских журналах вызывали только оппозицию и оскорбления со стороны его собратьев, Ганеман прекратил писать для них, а после этого публиковал свои статьи в Allgemeine Anzeiger der Deutschen, общем литературном и научном журнале. 

Глава XIX. ЭССЕ О КОФЕ — ОПЫТНАЯ МЕДИЦИНА — ОТРИЦАНИЕ ЛОЖНОГО СООБЩЕНИЯ О СКАРЛАТИНЕ — ЭСКУЛАП НА ВЕСАХ

Гартман в своей книге «Жизнь Ганемана», опубликованной в 1844 г., говорит:

«Несмотря на многочисленные исследования и расследования, невозможно установить, как долго он проживал в Эйленбурге, и даже неизвестно, сколько времени он прожил в Махерне, деревне, расположенной в четырех лье от Лейпцига и в двух от Вюрцена.

Мы знаем, однако, из определенных источников, что следующие труды были продуктами его умственной деятельности во время его примерно двухлетнего пребывания в Дессау, куда он уехал из Виттенберга, чтобы уделить больше времени разработке гомеопатического метода лечения:

- «Кофе и его действие», опубликованное в Лейпциге в 1803;

- "Эскулап на весах», Лейпциг, 1805;

- «Опытная медицина», Берлин, 1805 г. (высокоинтеллектуальный трактат, выступающий как предшественник «Органона», опубликованного в 1810 г.);

- Fragmenta de viribus medicamentorum: positivis sive in sano corpore humano observatis (Отрывочные наблюдения относительно положительного действия лекарств на организм здорового человека), 1805 г.

Ганеман проживал у медицинского эксперта по имени Хаслер, который был в то время владельцем аптекарской лавки, и там находился кабинет Ганемана, отложившего всякую медицинскую практику и возобновившего ее лишь в Торгау, куда он отправился в Торгау в 1806 год, где снова напомнил немедицинской публике о себе краткой статьей, опубликованной в Reichsanzeiger. Одна из этих статей была опубликована в № 191 , 21 июля 1806 г.:

«Осуждение необоснованного сообщения».

«Пять лет назад в среде очень молодых немецких врачей появился злобный отчет, и он был воскрешен во многих книгах и в большинстве медицинских школ, что я (доктор Самуэль Ганеман) обнародовал предполагаемое средство, или лекарство, для предотвращения скарлатины, и тем самым обманул публику, так как опыт показал, что Belladonna не является профилактическим средством против скарлатины.

Помимо того, что это, как будет показано, необоснованное дерзкое обвинение было настолько отвратительно моим чувствам, потому что моя личность была безупречной в течение всех тридцать лет моей литературной и частной жизни, я, будучи космополитом и благодетелем всего человечества, сожалею чрезвычайно, что такое большое количество моих немецких сограждан столкнулось с ложным слухом, распространяемом обо мне, который легко может рассматриваться последующим поколением как поклеп на меня как гражданина. Однако я лично назову этот отвратительный отчет лишь заблуждением, а не клеветой, ибо в основе его лежит невежество; но только неправда, предназначенная для того, чтобы опорочить, в беспочвенности которой убежден сам пропагандист, можно назвать клеветой.

Но это злонамеренное и широко распространенное заблуждение будет опровергнуто беспристрастной общественностью, в чьем уважаемом присутствии я никогда заведомо не утверждал неправды, после моего правдивого исторического отчета об этом вопросе.

В то время, когда я сделал известное открытие, что скарлатинную лихорадку можно с уверенностью предотвратить малыми дозами Belladonna, в 1800 г. на большом расстоянии от меня, в Центральной Германии, вспыхнула  новая эпидемия злокачественной пурпурной лихорадки, и врачи против нее, как если бы она были старой и настоящей скарлатиной, не колеблясь использовали мое средство, и по большей части безрезультатно. Это было совершенно естественно, так как они использовали его против совсем другой болезни. Ибо старая настоящая скарлатина с ее ярким, гладкими, красными пятнами, имеет в своих действительных признаках едва отдаленное сходство с этой новой болезнью, так таинственно появившейся на западе Германии».

Затем Ганеман продолжает в этой статье объяснять эпидемию настоящей скарлатины и исправить свое отношение к профилактическому использования Belladonna. 

Эссе против употребления кофе было написано в то время, когда немцы считали его любимым напитком, особенно женщины и очень бедные люди, как сегодня чай. Эссе это было опубликовано в «Малых трудах» и во многих медицинских журналах и было переведено на несколько языков. Ганеман говорит, что для того, чтобы наслаждаться долгой и здоровой жизнью, человеку требуются продукты и напитки, содержащие питательные, но не раздражающие лекарственные части. Он описывает лекарственные вещества, а затем говорит, что кофе является чисто лекарственным веществом, описывает его вредное воздействие, рекомендует вместо кофе  какао без специй, но хвалит лечебные свойства кофе при хронических заболеваниях, и эти свойства имеют большое сходство с его основным действием.

Живя в Дессау, Ганеман опубликовался в Reichsanzeiger (№ 71, 1803 г.) очерк «Средствj от водобоязни».

В 1805 году Ганеман опубликовал важный памфлет под названием «Эскулап на весах», в котором анализирует свое состояние ума после того, как стал испытывать отвращение к повседневной практике того времени. Он показывает недостаток уверенности и прогресса в искусстве медицины, невежество врача в рецептуре, ошибочное доверие к фармацевту, который часто присылает средство, не являющееся лекарством, потому что не разобрался в рецепте врача, или заменяет одно лекарство другим, или присылает то, что ошибочно написал доктор, но что не является лекарством. Ганеман противостоит законам того времени, запрещающим врачам самим приготавливать лекарства  и вручать их пациентам. Он говорит, что приготовление лекарств нельзя доверять аптекарям, которые, за редким исключением, не ответственны за результат лечения, ног врач должен знать, как приготовить лекарства, и должен приготовлять собственные лекарства, чтобы он мог точно знать, что он дает своему пациенту, и быть уверенным, что не было замены или ошибки в лекарстве, которое он дает своему пациенту.  

«Повторяю, — говорит Ганеман, — по самой природе вещей, я повторяю, врачу должно быть запрещено, при самом строгом наказании, разрешать любому другому лицу приготовить лекарство, необходимое для его пациентов; он должен быть обязан, под угрозой самого сурового наказания, приготавливать их самостоятельно, чтобы у него была возможность ручаться за результат. Но чтобы врачу было запрещено подготовить свои инструменты для спасения жизни — к такой идее ни один человек не мог бы прийти априори».

Следует помнить, что человек, рассуждающий таким образом, не случайный человек, незнакомый с искусством аптекаря, но тот, кто незадолго до этого составил и отредактировал очень важную книгу, подробно излагающую принципы и практику фармации. И все же Ганеману было запрещено готовить или раздавать свои собственные лекарства, и его изгоняли со всех мест, потому что он пытался именно это делать.

Есть все основания считать, что он действительно знал больше об этом занятии, чем большинство членов Досточтимой компании аптекарей, преследовавшей его.

Далее в этом трактате Ганеман пишет:

«Было бы гораздо разумнее запретить авторитетно Тициану, Гвидо Рени, Микеланджело, Рафаэлю, Корреджо или Менгсу подготовку их собственных  инструментов (их выразительных, красивых и стойких красок) и приказать им приобретать их в определенных магазинах. С купленными красками, не приготовленными ими самими, их картины были бы вовсе не неповторимыми шедеврами, а обыкновенной мазней и простым рыночным товаром. Но даже если бы все они стали простым рыночным товаром, ущерб не был бы таким большим, как в случае, когда жизнь даже самого убогого раба (ибо он тоже человек) должна подвергаться опасности из-за ненадежных медицинских инструментов (лекарств), приготовленных незнакомыми людьми и приобретенных у них». 

Продолжение здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/07/20.html