Жизнь Ганемана. Томас Линдсли Брэдфорд, глава 21

 Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt 

 Глава 20 здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/07/20.html

(Перевод З. Дымент)  

ГЛАВА ХХI
Переезд в Лейпциг - Письма от сестры Шарлотты - Желание основать школу гомеопатии - Диссертация о морознике - Аллопатическая похвала, лекции начались

В начале 1811 года Ганеман переехал в большой медицинский город Лейпциг, чтобы более активно заниматься распространением своей новой системы посредством дидактических лекций.

Какие многообразные перемены произошли в жизни этого человека с тех пор, как он покинул большой город двадцатидвухлетним юношей, у которого впереди было все будущее.

Вена, Германштадт, Эрланген, Дессау, Гоммерн, Дрезден; важное открытие в Лейпциге; Георгенталь, спустя годы странствий, и Торгау, с его литературными трудами, и поныне, с именем, хорошо известным во всей Германии, с новой и превосходной системой медицины на его счету, он, человек пятидесяти шести лет и, как он себя называл, космополит, снова появляется на сцене своей прежней студенческой жизни.

Испытания, печаль, лишения, злоба, ложь — все преследовало Ганемана как тени; тем не менее, он терпеливо и мужественно продолжал путь, по которому решил следовать. Теперь он вернулся в Лейпциг, чтобы учить других истинам, которые Бог позволил ему открыть; распространять некий закон исцеления на благо своих ближних.

В этом месте могут представлять интерес два письма от его сестры Шарлотты.

Шарлотта была любимой сестрой Ганемана. Первым ее мужем был преподобный О. Б. Триниуса из Эйслебена; после его смерти она вышла замуж за генерального суперинтенданта доктора Мюллера из Эйслебена. Младший сын, о котором она говорит во втором письме, сопровождал герцогиню Антуанетту Вюртембергскую, врачом которой он тогда был. Это самый любимый племянник Ганемана, Триниус, он был очень известен как ботаник, врач и поэт. Некоторые дальнейшие сведения о нем можно найти в главе, посвященной семье Ганемана.

Об этой леди сказано так: 

«Доброжелательность Ганемана как человека поразительно иллюстрируется тем фактом, что его очень любили не только его ученики, но и его родственники, и выраженное мнение последних чрезвычайно ценно в этой связи; его старшая сестра, жена генерального суперинтенданта Мюллера, из  Эйслебена, заслуживает особого упоминания. Она обладала весьма достойным характером, была чрезвычайно набожной, образованной и доброжелательной, а ее зрелая эрудиция побудила многих молодых людей учиться более усердно. Ганеман и его жена были ее любимцами. Следующие письма, написанные в очень важный период ее жизни, позволяют заглянуть в глубины ее разума и сердца" (Biographisches Denkmal, стр. 100).

"Мой дорогой брат, как сильно, о, как сильно я хотела бы еще раз прижать тебя и твое сердце к моему сердцу в этой жизни!

Я бы проехала вокруг всего мира, чтобы сделать это; но, к сожалению, все твои новости делают всё, да, всё это невозможным. Так что ты прав, что так помнишь обо мне. 

Не проходит и дня, чтобы я не возносила молитву за тебя к Богу, который так всех нас любит, что, чтобы доставить нам вечное счастье и утвердить свои собственные качества, принял решение оправдать всех нас через Иисуса Христа. 

Приходите, все дорогие мои, кого я прижала бы к сердцу в эту торжественную минуту и ​​приветствовала бы приветствием любви, приходите. Мы не должны пропускать ни одного дня без молитвы Святому Духу о помощи, чтобы мы смогли быть должным образом и искренне благодарны Отцу и Его Вечному Сыну за заботу о нас.  Как счастливо и хорошо я чувствовала себя среди моих болей и печалей в течение последних тридцати четырех лет; ибо все это время Иисус Христос был моей мудростью, праведностью, спасением и искуплением. 

Когда вы получите эти строки, я буду в пути туда, куда призвал меня Бог, и где он сотворил манну для меня, бедной женщины, лишенной всякого имущества, и где я все еще буду использовать способности, которыми он наделил меня. 

Мои сыновья только что узнали от меня, что я еду в Курляндию. Граф фон Ливен написал мне чрезвычайно любезное письмо и снабдил меня пропуском и средствами на дорожные расходы.

Когда я пробуду некоторое время в Сентене, я пришлю вам правдивый отчет о своем состоянии. 

Пусть Лейпциг станет ареной всего земного счастья, которым ты можешь насладиться в этом мире.

Увы, мой дорогой брат, я не могу сказать тебе всего, что хотела бы выразить моя душа.

Твоя любящая сестра,

Ш. Г. Мюллер.

Эдерслебен близ Эйслебена, 18 июня 1811 года».

_______________________________________

"Сентен, 17 октября 1811 года.

Мой дорогой брат

Я заявляю тебе, что не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе, о твоей жене и детях, и не думала о тебе, безусловно, с любовью. Чего мне стоило еще раз не увидеть вас всех, кого я хотела бы прижать к своему сердцу, от старшего до самого младшего, и тот, кто умеет любить, может лучше почувствовать это, чем описать. У меня было приятное путешествие, без каких-либо важных событий, на самом деле, я ни разу не страдала морской болезнью за те двадцать четыре часа, что мы пересекали Курляндский залив.

Три восхитительные остановки, соответственно в Галле, Берлине и Кенигсберге, — во всех местах, где живут мои дорогие знакомые, — добавляли удовольствия путешествию. Как любезно и по-родственному я была принята!

Я встретила графа и графиню фон Ливен в доме господина фон Закена, отца графини. Я отдохнула там восемь дней, а затем отправилась с семьей графа в Сентен. Если ты поймешь мое состояние, то это состояние любящей матери.

Я пробыла здесь уже три месяца и могу свидетельствовать о двух вещах: во-первых, то, как я учу графиню, больше похоже на удовольствие, чем на тягость, и, во-вторых, здесь никогда не бывает скучно, потому что слишком много изменений. У меня  сложилось другое мнение о Курляндии.

Почти все здесь говорит о благополучие, а я предполагала, что жители бедны и несчастны.

Свадьбы крепостных, или холопов, стоят здесь одну, две или три сотни талеров, и кто не в хорошем положении, сам виноват в этом. Изобилие царит почти везде, и особенно на фермах. Завтрак в нашем доме здесь состоит из белого и черного хлеба, масла, сыра, маринованного лосося и селедки, разновидности морской рыбы, называемой миногой, засахаренного рома, ликера и апельсинового напитка. Однако в конце трапезы нет опьянения. Позвольте мне сказать, что я бережливая и в добром здравии.

Я видела своего старшего сына в течение нескольких часов до полудня, прежде чем я добралась до Фрауэнбурга. Он почти встал на колени и умолял меня жить с ним, и хотел поделиться со мной всем, что у него было; но пока у меня есть силы, я не буду есть хлеб моих детей. Если я не ошибаюсь, меня могут похоронить здесь, на Иевской усадьбе Ливенов.

Младшего сына я видела в кортеже герцогини Вюртембергской, направлявшейся с морских ванн в Витебск, в Россию.

Кажется, что Бог назначил мне место для отдыха на остаток моей жизни здесь, в этой дорогой мне семье, где я могу наслаждаться самой вдохновляющей из всех реальностей. Иисус Христос обратил нас к мудрости, праведности, спасению и искуплению. Мое сердце живет ы этом, я счастлива и в хорошем настроении.

Твоя сестра,

Мюллер,

любящая тебя всей душой».

Со времени поселения Ганемана в Лейпциге, можно считать, началась новая и важная эпоха в его жизни. До сих пор его гнали с места на место из-за зависти и фанатизма врачей и их союзников аптекарей. Он пытался всеми возможными средствами, какие только мог изобрести честный человек, убедить врачей попробовать новую и простую систему.

В своих трудах Ганеман сдержанно ставил этот вопрос перед читающей частью профессионалов. Он тщательно объяснил путь, по которому пришел от сомнений относительно старых и несовершенных методов практики к уверенности в новом методе. 

Все это было напрасно, и теперь Ганеман оставил все мысли о доводах и доброте; преследование ожесточило его. С этого времени он стал самым непримиримым врагом тех, кто не хотел с доверием знакомиться с его доктриной. 

Ганеман отказался от идеи хотя бы в малейшей степени изменить предопределенные мнения старых врачей. Он обратился к студентам и молодым врачам, которые еще не столь твердо фиксировались на предубеждениях и были готовы с некоторой долей справедливости подвергнуть эти новые и поразительные теории медицины разумной проверке.

Вскоре Ганеман собрал из студентов, учившихся в Лейпциге, избранный кружок, которому начал преподавать свои доктрины. Его первым желанием было основать колледж с примыкающей к нему гомеопатической больницей, но он не мог этого сделать и поэтому был полон решимости читать лекции о принципах своей любимой гомеопатии.

Альбрехт говорит: («Leben und Wirken» Альбрехта, с. 30)

"Ганеман решил переехать в Лейпциг, чтобы посвятить себя обучению студентов медицинского факультета университета. Когда он попросил разрешения читать лекции, Розенмюллер, который был тогда деканом медицинского факультета, сказал ему, что по закону посторонний доктор имеет право заниматься медицинской практикой и может получить привилегию читать лекции, но он должен сначала получить такую ​​привилегию путем защиты диссертации с оппонентом из медицинской школы, и что он должен платить факультету плату в размере пятидесяти талеров. Затем он становится членом факультета и может объявлять о своих лекциях как в каталоге лекторов, так и с помощью публичных плакатов».

В соответствии с этим положением Ганеман теперь был вынужден платить обычную плату и защищать диссертацию на медицинском факультете.

При защите диссертации по закону об университетах того времени кандидат был обязан представить ее перед смешанным коллективом ученых и быть готовым защищать ее от критики и нападок, которые мог сделать любой из слушателей-медиков.

26 июня 1812 года Ганеман представил тезисы на латыни под заголовком «Медицинская историческая диссертация о геллеборизме древних». 

Сын Ганемана Фредерик выступил в качестве оппонента. Диссертация была чудом исследования и эрудиции относительно белого морозника древних, который, как доказывал Ганеман, оказался идентичным Veratrum album, использумым современниками Ганемана. 

Ганеман ссылался на многих более ранних авторов, причем так, что было отчетливо видно, что он тщательно изучал их сочинения. Чтобы написать это, он должен был прочитать на языке оригинала труды Авиценны на арабском, Галена, Плиния, Орибасия, Геродота, Гиппократа, Ктесия Коана, Феофраста Эресианского, Галлера, Скалигера, Диоскорида, Мюррея, Палласа, Вики, Лукреция, Цельса, Яквина, Салматия, Антилла, Грассия, Муральто, Геснера, Бергия, Грединга, Унтера, Лорри, Рейманна, Шольциуса, Беневения, Роддера, Лентилия, Страбона, Стефана Византийского, Руфа, Аэция Амидемана, Базария, Архигейна, Аретея Каппадокийского, Плистоника, Диокла, Темисона, Целия Аврелиана, Александра Траллеса, Павла Эгинского, Иоганна, Массария, Петри Беллони, Пзузания, Мнесифея, Руфа Эфесского и многих других.

Вышеупомянутые медицинские писатели упоминаются не поверхностно. Ганеман должен был внимательно прочитать каждое из их сочинений, чтобы цитировать их так, как он это делает. В латинском памфлете, изданном в то время, на каждой странице есть примечания, и эти ссылки весьма обстоятельны как в отношении предмета, так и в отношении автора.

Ганеман часто исправляет ошибки в старых писаниях, тщательно указывая, в чем они заключаются. Так, на странице 603 он говорит:

«Однако Плиний ошибается, называя Фокейскую Антикиру островом, поскольку она находилась на континенте, в полумиле от порта. Павсаний описал ее положение».

На странице 613 говорит о восстановлении слова в саррациновском тексте Диоскорида и отсечает, что это полностью подтверждается арабской версией Авиценны. На странице 615 Ганеман говорит:

«Аэций ошибается, говоря, что Иоганн Актуарий был первым, кто утверждал, что геллебор (морозник) действует без труда».

О Месне он подробно рассказывает на странице 594:

«Он процветал во время правления халифа Аль-Рашида, около 800 года, это человек такой знаменитости, что его называли евангелистом врачей».

Из всех трудов этих авторов он отбирает те книги и отрывки из сочинений каждого, в которых упоминается Морозник.

Для этого все их страницы должны были быть перевернуты, и он должен был читать на иврите, греческом, латинском, арабском, итальянском, французском, английском и немецком языках.

Излишне говорить, что никто не нападал на это чудо филологического исследования. Все его слушатели были поражены. Свои поздравления публично выразил декан факультета. И, тем не менее, несколько лет спустя Ганеман, мастер медицинских знаний, был изгнан из Лейпцига врачами, заявившими, что он не в состоянии приготовить свои собственные лекарства; они даже сожгли эти лекарства, так велико было их предубеждение против этого человека!

Альбрехт рассказывает об одном случае, чтобы проиллюстрировать эффект, который ученость Ганемана оказала на врачей того времени: («Leben und Wirken», с. 30. «Biographisches Denkmal», с. 31):

«Доктор Гек из Люцена, небольшого городка близ Лейпцига, пишет своему другу в Пениг:

Дорогой друг

Хотя я редко говорю с кем-либо об одном из величайших мыслителей всех веков, тем не менее я с удовольствием пишу вам о человеке, который очевидными доказательствами своих великих способностей в короткое время полностью завоевал себе беспристрастную часть медицинских, а также немедицинских ученых людей Лейпцига.

Услышать, как Ганеман, самый проницательный и смелый исследователь природы, представил шедевр своего интеллекта и трудолюбия, было для меня поистине блаженным наслаждением. Я возвращался домой как во сне, и мне казалось, что меня окружает глушь, в чем я вынужден был признаться себе: ты недостоин развязать застежки его башмаков.

Он прочтет частную лекцию на Михайлов день. В следующем году я снова буду студентом и, если не помешают непредвиденные обстоятельства, посмотрю, что я могу извлечь из этого непостижимого источника. Если бы Ганеман опустился до того, что стал бы действовать вопреки своему благородному характеру и лицемерить, как многие другие, кажущиеся великими людьми, даже самые известные граждане Лейпцига были бы вынуждены снизить свои претензии.

Большинство его противников были настолько откровенны и учтивы, что признавали, что, с медицинской точки зрения,  они полностью придерживаются его мнения, и они думали, что любой, чтобы сказать что-либо, был бы обязан обсудить вопрос с филологической точки зрения.

Он покрыл себя славой и остался победителем. В тот день было неподходящее время, чтобы искать его, иначе я бы пошел к нему и добровольно и безоговорочно встал бы под его знамя».

Это письмо датировано 9 августа 1812 года, Луцен. 

Альбрехт добавляет в примечании:

«Врач, из письма которого этот отрывок, в знак своего высокого уважения к Ганеману окрестил своего сына Лютером Рейнхардом Ганеманом».

Гартманн говорит об этом периоде своей жизни: (Allg. Hom. Zeit., т. 26, с. 180).

«С 1811 года, когда Ганеман избрал Лейпциг своим местом жительства, начинается новая и очень важная эра в его жизни. Он, несомненно, переехал в Лейпциг, чтобы читать лекции и, таким образом, сделать доступной для молодых студентов-медиков свою новую систему медицине, поскольку он хорошо понимал, что она всегда останется terra incognita для врачей старой школы. С этой целью, благодаря своим диспутам, а также своей работе «Историко-медицинская диссертация о геллеборизме древних», которую он защитил публично 26 июня 1812 г., выбрав в качестве своего оппонента сына, Фредерик Ганеман, позже ставшего бакалавром медицины, Ганеман стал членом факультета. В то время существовало лишь одно мнение относительно его интеллектуального и научного трактата, и Людвиг, тогдашний декан медицинского факультета, публично восхвалял его за это».

В декабре 1811 года Ганеман поместил в Reichanzeiger следующее объявление:

"Медицинский институт

Я чувствую, что мое учение, изложенное в «Органоне рационального врачебного искусства", вызвало самые высокие надежды на благополучие больных, но по самой своей природе оно так ново и поразительно и не только противоречит почти всем медицинским догмам и традиционным наблюдениям, но также отклоняется от них столь же широко, как небо от земли, поэтому не может так легко быть принято образованными в других отношениях врачами нашего времени, если только практическая демонстрация не придет ему на помощь. 

Для того чтобы добиться этой цели среди моих современников и таким образом показать им наглядным свидетельством, что истина этого учения твердо стоит на неопровержимом основании во всем своем объеме и что гомеопатический метод лечения, каким бы новым он ни был, является единственно приемлемым, самым последовательным, самым простым, самым надежным и самым благотворным из всех земных способов лечения человеческих болезней, я решил открыть здесь, в Лейпциге, в начале апреля Институт для дипломированных врачей.

В этом институте я буду разъяснять во всех отношениях всю гомеопатическую систему исцеления, изложенную в «Органоне», и буду применять ее на практике к пациентам, лечащимся в их присутствии, и, таким образом, приведу своих учеников в состояние, позволяющее практиковать эту систему во всех случаях самостоятельно.

Шестимесячного курса будет достаточно, чтобы любой разумный человек мог усвоить принципы гомеопатического закона исцеления».

Так Ганеман объявил о своем первом курсе лекций по теории и принципам гомеопатии и сказал, что в них он объяснит принципы «Органона». Лекции были начаты в апреле 1812 года.

Ганеман читал две лекции в неделю, по средам и субботам во второй половине дня, с 2 до 3 часов. Эти лекции продолжались раз в полгода в течение всего его пребывания в Лейпциге с 1812 по 1821 год.

В качестве примера ганемановского метода выбора лекарства можно посмотреть на описание в следующем письме, адресованном Штапфу в 1813 году.

Штапф консультировался с Ганеманом по поводу своего ребенка. В то время была опубликована только первая часть Materia Medica. Штапф, по-видимому, не очень тщательно описал симптомы и упомянул в качестве возможных средств Nux vomica, Chamomilla, Pulsatilla и China. В оригинальном письме Ганеман, упоминая симптомы, ссылается на них по номерам. 

«Несмотря на то, что Nux vomica вызывает пот на лбу при стоянии - 795, 826 — пот при движении, 830 — вообще пот во время сна; Chamomilla, 826 — пот преимущественно вокруг головы во время сна; Pulsatilla — пот во время сна, исчезающий при пробуждении; China — потливость при движении (плаче), особенно потливость головы (но также и волос); для Pulsatilla больше показаний по зуду в глазах, который бывает у Pulsatilla, особенно с покраснением внешнего угла глаза после растирания и склеивание их по утрам; если нет, то предпочтительнее Ignatia, которая также излечивает зуд и красноту, но во внутренних уголках, со склеиванием по утрам; в случае, если характер ребенка очень изменчив, то слишком подвижен, а затем раздражительный плач, который вызывает Ignatia, и если в то же время должна быть сильная чувствительность к дневному свету, при открывании глаз утром, что также вызвано Ignatia; а в случае кроткого нрава и плача, ухудшения настроения по вечерам и общего ухудшения симптомов вечером - Pulsatilla.

Частые пробуждения ночью указывают на Ignatia больше, чем на Pulsatilla, последняя имеет более позднее засыпание. Зуд в носу наблюдается в основном у Nux vomica.

У Ignatia и Chamotnilla есть и то, и другое, у последней больше боль во время мочеиспускания. Pulsatilla – самая сильная боль перед мочеиспусканием.

Громкое дыхание наблюдается у China и Nux - у последнего лекарства особенно во время сна.

Поскольку эти средства во многом соответствуют друг другу (China - исключение), и одно исправляет ошибки и плохие последствия другого (если только Ignatia не следует за Nux, или Nux не дается сразу после Ignatia, так как они не подходят для следования друг за другом из-за их слишком большого медицинского сходства, вы сами можете теперь судить, в какой преемственности вы можете использовать Ignatia, Pulsatilla, Nux vomica, Chamomilla, если только первое или одно из других не окажется достаточным. Чтобы дать Chainomilla, должно быть больше жажды ночью, чем в настоящее время, и более раздражителен. У China мало или ничего этого нет, и поэтому ее не нужно выбирать".

Лекции Ганемана посещали как студенты, так и врачи, старые и молодые, и среди его слушателей были люди других профессий, не только представители медицинской профессии; они также, как барон фон Бруннов, который был студентом юридического факультета, слушали новую пропаганду этого восторженного старика. Слава об его чудесном учении, желание понять что-то новое об истине в медицине и желание, без сомнения, услышать человека, который готовил такие замечательные лекарства - все это было факторами, привлекающими многих на его лекции.

Мы в долгу перед доктором Францем Гартманном, одним из его учеников того времени, поскольку многим из того, что мы знаем о жизни Ганемана в Лейпциге и его лекциях, мы знает от Гарманна. Он говорит, что если бы Ганеман не был так резок в критике старой школой медицины и ее приверженцев, он привлек бы больше реальных последователей.

Можно легко понять причины этой горечи из-за участи этого пожилого человека, которому тогда было почти шестьдесят лет; он переезжал с места на место, над его заявлениями смеялись, его знания презирали, его усилия по примирению встретили

клеветой и ложью.

Он задолго до этого перестал применять свои прежние методы умеренной критики. Теперь он проявлял мало терпения к людям, которые осудили его доктрины без расследования.

В это время Ганеман  работал над книгой «Чиста Материа медика", которую 

опубликовал в Дрездене Арнольд в 1811 году; второй и третий тома 0ышли в 1816-17 гг.; четвертый в 1818 г.; пятый в 1819; а шестой в 1821 году. Второе издание было опубликовано Арнольдом (1822-1827).

«Чистая Материя Медика» состоит из записей о симптомах, полученных от различных лекарственных веществ, прошедших прувинг на здоровых телах Ганемана и его учеников. В предисловии к первому тому Ганеман говорит: 

«Я воздерживаюсь от критики существующих систем и способов приготовления лечебных средств. Врачи представляют, что они могут судить о лечебных свойствах лекарственных средств по цвету, вкусу и запаху; они предполагают, что могут извлечь эти добродетели перегонкой или сублимацией в форме флегмы, эфирных масел, острых кислот и масла, летучих солей, или из caput mortuum, они воображают, что могут извлекать щелочи и земли почти теми же самыми процессами или, в соответствии с современным методом, они растворяют растворимые части этих веществ в различных жидкостях, настаивают экстракты или добавляют много видов реагентов для извлечения смолы, камеди, глютена, крахмала, воска и белка, соли и щелочи, кислот и алкалоидов или превращают вещества в газы.

Несмотря на все эти насильственные превращения, лекарственные вещества никогда не оказывали лечебных свойств, которыми каждое из них обладает, материальные экстракты не реализовывали целительную силу соответствующего лекарственного вещества. Эта сила не может быть представлена в материальной форме, она может быть распознана только по действию на живой организм.

Время терапии наступит, когда врачи откажутся от смехотворного метода смешивания больших порций лекарственных вещества, лечебные свойства которых известны лишь спекулятивно или по расплывчатым похвалам, что на самом деле означает их полного незнания". 

В предисловиях к нескольким томам Ганеман упоминает заблуждения полипрагмазии и преимущества назначения в соответствии с простым и постоянным законом. Он тщательно разъясняет эксперименты, результаты которых записываются, дает порядок, в котором симптомы лекарств классифицируются и систематизируются, объясняет некоторые неясные симптомы.

В качестве предисловия к IV тому Ганеман публикует очерк: «Как возможно, что малые гомеопатические дозы имеют такую большую силу?". Здесь он развивает свою теорию о том, что мельчайшие частицы лекарства при разделении вещества увеличивают силу лечебного действия.

Под каждым лекарством сначала идет введение, дающее способ его приготовления и предел разделения, с общими замечаниями об его действии на организм, затем идут симптомы, классифицированные по частям тела. В немецких изданиях эти симптомы пронумерованы. Вначале "Чистая Материа медика" была издана в шести томах и содержала прувинги пятидесяти четырех средств.

В 1813 году Ганеман опубликовал в Allgemeine Anzeiger за март статью «Дух гомеопатического закона исцеления». Это было краткое изложение истин о действии лекарств, назначенных в соответствии с гомеопатическим законом. Эта работа много раз переиздавалась. Она была особенно заметной, потому что это было первое эссе на тему гомеопатии, напечатанное в США. Эту статью перевел слабовато на английский доктор Ханс Берч Грэм, перевод был опубликован в Нью-Йорке в 1825 году.

Продолжение здесь:  https://dymentz.blogspot.com/2022/08/22.html