Оригинал здесь: https://archive.org/stream/lifelettersofdrs00brad/lifelettersofdrs00brad_djvu.txt
Глава 25 здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/10/blog-post.html
(Перевод З. Дымент)
Глава XXVI
Преследование доктора Франца - Ганеман желает мира - Письмо доктору Биллигу - Обвинение против Хартмана - Приглашение в Кётен - Письмо Биллигу - Причины отъезда из Лейпцига - Доктор А. Й. Хейнель
«После этой смерти преследования удвоились. Те из учеников Ганемана, которые не имели лицензии на практику, особенно подвергались преследованию со стороны фанатиков. Доктор Франц лечил даму, больную чахоткой, и она, желая сменить врача,обратилась к доктору Кларусу. Тот очень яростно раскритиковал лечение Франца и объявил его ответственным за смерть этой пациентки, хотя случай был неизлечим. Доктор Франц передал дело в руки адвоката и удалился от практики в свой дом в Плауэне, где он был вынужден оставаться в течение шести месяцев. Хотя обвинения не были обоснованы, все же он был обязан оплатить судебные издержки.
Доктор Хорнбург, являясь учеником Ганемана, был дважды отвергнут профессорами; его постоянно притесняли за попытки заниматься практикой; он подвергся суду за нелицензированную практику, был приговорен к двум месяцам тюремного заключения; заболел от этого горя и вскоре умер от чахотки».
В 1821 году Ганеман направил местным властям властям еще один призыв относительно личного отпуска лекарств, озаглавленный так: «Никакие существующие законы, касающиеся медицины, не запрещают врачу-гомеопату самому давать свои лекарства своим пациентам».
Штапф впервые опубликовал это и предыдущее обращение в 1829 г. в своем сборнике «Малые труды Ганемана».
В 1825 году Ганеман опубликовал в Allgemeine Anzeiger еще одну статью на эту тему:
«Как можно наверняка искоренить гомеопатию?».
В тот момент Ганеману было шестьдесят шесть лет, и он занимался медициной уже сорок два года; сообщения о его чудесных исцелениях привлекли многих жителей других стран в Лейпциг, и все, чего он желал, - это позволения продавать самому простые лекарства, которые он изготавливал, и иметь возможность обучать других cвоим щадящим методам. Все было напрасно.
Аптекари были против него, и он должен был покинуть дом, где жил еще студентом, где жил в последующие годы и где десять напряженных лет преподавал принципы Закона гомеопатии.
Врачи-гомеопаты и даже их лекарства были в то время удивительно неприятны врачам-аллопатам и аптекарям. И так же, как и в настоящее время, необходимо было защищать невинную, бесхитростную публику от новаторов и учителей странных учений, и задача тогда, как и теперь, ложилась на благонамеренные плечи господствующей школы.
В 1851 году доктор Уортингтон Хукер в одном из периодически появлявшихся громких заявлений о необходимости уничтожить гомеопатию, которые в определенные дни появлялись подобно саранче или холере, сказал по поводу этой оппозиции врачей и аптекарей Ганеману, выпускающему свои собственные лекарства: «Странно, что ни один из его приверженцев не смог стать желающим и компетентным аптекарем Ганемана».
Доктор Петерс в своем очерке о Ганемане упоминает об этом и говорит:
"Хукер совершенно невинно спрашивает, почему Ганеман не нанял одного из своих друзей в качестве своего аптекаря, не зная, что аптекарям в Германии разрешено заниматься своим искусством только по специальному разрешению, что в каждом городе, рацоне и поселении разрешено работать только определенному количеству аптекарей. Новый специалист не может получить лицензию, пока население не увеличится до требуемой отметки; и открыть новую аптеку в Германии так же трудно, как и принять новое государство в наш Союз».
Следующее письмо, написанное доктору Биллигу в то время, когда Ганеман не знал, что делать, хорошо объясняет желание Ганемана иметь только какое-то тихое место, где ему позволят спокойно продолжать свои исследования:
«Лейпциг, 5 февраля 1821 года.
Почтеннейший Obr. и уважаемый друг
Из публичного судебного процесса, направленного против меня саксонскими медиками, вы узнаете (уверен, с сожалением), как жестоко преследуются в нашей стране мой метод лечения и его автор.
Это преследование достигло апогея, и я причинил бы вред благодетельному искусству и подверг бы опасности свою жизнь, если бы оставался дольше здесь и не искал защиты в какой-нибудь чужой стране.
Некоторые предложения такого рода были сделаны мне из Пруссии, но я бы предпочел найти желаемую защиту на несколько оставшихся дней, которые мне осталось прожить (я старый человек, мне шестьдесят шесть лет) в районе Альтенбурга.
В стране, управляемой так мягко, как Альтенбург, и где, кроме того, я все еще могу встречаться с истинными масонами, я думаю, что смогу устроиться наиболее комфортно, тем более, что двадцать четыре года назад я пользовался большой известностью как врач дорогого старого герцога Эрнста, в Готе и Георгентале. Я не хочу ехать в сам город Альтенбург, чтобы не мешать вам, дорогой друг, и вашим коллегам.
Я только хочу иметь возможность поселиться в каком-нибудь провинциальном городе или торговом поселке, где почта облегчит мне связь с дальними краями и где меня не будут раздражать притязания какого-либо аптекаря, потому что, как вы знаете, чистая практика этого искусства может использовать только такое ничтожное оружие, такие малые дозы лекарств, что ни один аптекарь не мог бы снабжать ими с выгодой для себя, и из-за того, чему он учился и как всегда вел свое дело, он не сможет наблюдать за всем этим делом, оно окажется ему нелепым, и, следовательно, выставляющим на посмешище публику и больных.
По этим и другим причинам было бы невозможно получить какую-либо помощь от аптекаря в практике гомеопатии.
Я пользуюсь случаем, мой уважаемый друг, чтобы молиться о таком приеме в вашей стране и под вашим любезным покровительством, и я должен сделать все, что в моих силах, чтобы доказать вам мою благодарность и уважение.
Я прошу вас помнить меня. С наилучшими пожеланиями к нашему достопочтенному доктору Пьереру из Хофрата.
Вы мне очень обяжете, если соблаговолите поговорить об этом с председателем правительства фон Тручлером, к которому я также обращался.
Тем временем примите тройной поцелуй от моего уважения и любви, как от вашего верного друга и Obr.
Доктор С. Ганеман.»
Даджен говорит:
«Буквы Obr., найденные в этом письме и других, написанных Ганеманом, вероятно, относятся к какому-то титулу в масонстве».
Судя по ним и по тому, как он пишет, Ганеман был масоном.
Хартманн упоминает о своем собственном лечении в это время. Незадолго до этого он заявил о себе декану медицинского факультета, советнику Розенмюллеру, профессору анатомии, как иностранный кандидат на получение высшей степени. Декан умер вскоре после этого, и Хартман не считал необходимым повторно сообщать это новому декану.
Хартманн говорит:
«Я обнаружил, что занимаюсь небезынтересной практикой и с юношеской самонадеянностью и беспечностью не предполагал, что на моем пути могут быть препятствия. Но при всей осторожности, которую я проявлял в своей практике, тогдашний второй хирург в госпитале Св. Якова, доктор Колруш, обнаружил, что я посещал одного из его пациентов, и, не теряя времени, переслал Президенту факультета пакет моих порошков и обвинил меня перед этим судом, яростно ополчившись против всех гомеопатов.
Меня вызвали к Кларусу, осыпали упреками и пригрозили самым суровым наказанием, если я посмею еще раз попрактиковать до того, как Советник назначит мне экзамен».
Хартманн, опасаясь сдавать экзамен на предубежденном лейпцигском факультете после некоторых трудностей в других местах из-за враждебности врачей, в конце концов успешно сдал экзамен в Дрездене.
У Ганемана больше не было желания оставаться в неблагодарном городе Лейпциге; на самом деле, без привилегии практиковать было невозможно. Тем временем некоторые из его друзей и пациентов, влиятельные граждане, обратились к королю и городскому муниципалитету с ходатайством о справедливости в отношении преследуемого врача.
В то время как это прошение все еще оставалось без ответа, весной 1821 года Его высочество великий герцог Фредерик Ангальт-Кётенский направил Ганеману приглашение принять пост частного врача для себя, со свободными привилегиями. практики согласно чувствам его сердца, в пределах Герцогства.
Ганеман с благодарностью принял это почетное и выгодное предложение и, не дожидаясь результатов петиций в свою пользу, отправился в Кётен.
Доктор Швенке говорит, что причина, по которой Ганеман остановился в Кётене в качестве своей резиденции после того, как преследования завистливых врачей и аптекарей изгнали его из Лейпцига, заключалась в следующем:
«Герцогский главный камергер фон Штернег был тем, кому следует отдать должное за то, что он первым обратил внимание герцога на Ганемана. Фон Штернег был вылечен гомеопатически от сложной болезни, которая бросила вызов всем средствам аллопатического лечения, и он убедил герцога, который был великим страдальцем, проконсультироваться с Ганеманом и попробовать новый метод лечения. Это испытание превзошло все ожидания и расположило герцога в пользу гомеопатии, поэтому по предложению фон Штернега Ганеман попросил разрешение у герцога поселиться в Кётене, которое было с готовностью ему даровано".
В обстоятельствах, в которых оказался Ганеман, это разрешение или приглашение Великого герцога Фридриха было очень своевременным. Ганеман сразу же был назначен на чрезвычайно почетное место в качестве лейб-медика и частного врача герцога. Ему была дана привилегия практиковать согласно велениям своей совести; все, что он считал необходимым для своих новых методов, было предоставлено ему. Одним словом, Кётен был предложен ему и его системе как вольный город - милость, которую ранее не оказывал ни один коронованный глава.
Ганеман с радостью принял это приглашение и в начале мая 1821 года покинул Лейпциг, чтобы никогда больше не возвращаться туда жить. Многие из его старых учеников сопровождали его некоторое время по дороге в Кётен.
Хартманн говорит:
"Я не был с ними, поскольку был не в Лейпциге. Ганеман взял с собой двух своих учеников, доктора Хейнеля и доктора Моссдорфа. Последний впоследствии стал его зятем, но позже отделился от Ганемана; причину я так и не узнал. Хейнель, напротив, вел жизнь настоящего кочевника; находился в Берлине во время первого нашествия холеры, затем в Мерзеберге; наконец, посетил меня в 1830 году в Лейпциге, где он запасся большим запасом гомеопатических лекарств с намерением отправиться в Северную Америку».
Доктор Геринг говорит:
"Д-р А. Й. Хейнел умер в Дрездене 28 августа 1877 г. в возрасте 81 год. Он жил в семье Ганемана более десяти лет и провел прувинг ряда лекарств для Ганемана.
Около 1835 года он приехал в Америку и поселился сначала в Рединге, штат Пенсильвания, а затем в Филадельфии. В 1845 году он жил в Нью-Йорке, а еще позже в Балтиморе, откуда вернулся в Европу за несколько лет до своей смерти».
Доктор Грей говорит:
«В Балтиморе доктор Хейнел, первый ученик Ганемана, утвердил новый метод на прочной основе еще в 1838 году».
Об этом времени современник писал следующее:
«Доктор Самуэль Ганеман, первооткрыватель гомеопатической системы, собирается покинуть Лейпциг и поселиться в Кётене. Его Высочество герцог Ангальт-Кетенский, с дозволил доктору Ганеману не только жить там, но и готовить и выдавать лекарства без вмешательства аптекарей, Совет здравоохранения Кётена подал достойный похвалы пример беспристрастности и должного внимания к прогрессу науки.
Они не считали правильным оспаривать притязания опытного философа на приют и покровительство, притязания известного химика и профессора фармации на право приготовления и отпуска своих лекарств; более того, в течение двадцати лет все аптекари консультировались по его «Фармацевтическому словарю.
Поскольку система гомеопатии бесполезна, если лекарства не будут приготовлены самим врачом, многие пациенты, чье лечение было прервано изгнанием Ганемана из Лейпцига, теперь смогут удовлетворять свои чувства и следовать своим убеждениям, а нынешнее либеральное столетие спасено от упрека в том, что оно скрыло одно из самых замечательных открытий, когда-либо благословлявших человечество, сознательно разрушив успокаивающие ожидания страдающего мира».
Продолжение здесь: https://dymentz.blogspot.com/2022/11/27.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий